Болезнь и смерть В четвертом часу отец позвал меня и просил накрыть, говоря, что его знобит.- Спину получше подоткни, очень зябнет спина.Мы не очень встревожились, так как в вагоне было прохладно, все зябли и кутались в теплые одежды. Мы накрыли отца поддевкой, пледом,

Болезнь и смерть Хоти древние славяне и были народом здоровым, но все же жизнь их не была настолько благоустроенна, чтобы смерть приходила к ним только в бою или в глубокой старости. Можно заранее предположить, что климат и среда, в которой славяне жили, обусловливали

Первое, о чем очень хотел узнать Николай, вернувшись из Англии, было здоровье отца. Сначала он испугался, не увидев его среди встречавших, и подумал, что отец лежит в постели, но оказалось, что все не так страшно – император уехал на утиную охоту и успел вернуться к ужину.

Однако вскоре состояние Александра III настолько ухудшилось, что из Москвы вызвали для консультации профессора Г. А. Захарьина – одного из лучших терапевтов-диагностов России, возглавлявшего клинику медицинского факультета Московского университета. На сей раз старик Захарьин оказался не на высоте – он сказал, что ничего серьезного нет и улучшению состояния поможет сухой климат Крыма.

Успокоенный император, к тому же никогда не придававший значения советам врачей, решил вместо Крыма отправиться в любимые свои охотничьи места – Беловежье и Спаду. Не трудно догадаться, что царские охоты отличались от санаторного режима Ливадии – и загонщики, и егеря, и свита, и августейшие охотники вставали ни свет ни заря и в любую погоду выходили в лес или в поле. Охота на зайцев сменялась охотой на оленей, а гон на кабанов и косуль перемежался засадами на куропаток, уток, фазанов и гусей. Обеды у костров, купание коней, многочасовые походы под солнцем и дождем требовали отличного здоровья.

15 сентября по настоянию родных в район охоты приехал знаменитый берлинский профессор Лейден и тотчас же констатировал у императора острое воспаление почек – нефрит. Лейден категорически настоял на перемене климата, и вся семья – а на охоте были и все женщины – отправилась в Крым.

21 сентября приехали в Севастополь и, перейдя на яхту «Орел», в тот же день высадились в Ялте. В Ливадии Александр сразу же занялся интенсивным лечением. Однако уже через неделю у больного появились сильные отеки на ногах, днем он подолгу спал, часто принимал соленые ванны, а когда процедуры прерывались, то у его постели появлялись все новые и новые доктора.

Вскоре их было уже полдюжины.

В начале октября царь уже не всегда выходил к завтраку, его все чаще одолевала сонливость, и он поручил чтение бумаг цесаревичу.

А цесаревич, окунувшись в государственные дела, более чем об этой, внезапно свалившейся на него докуке, думал о своей Аликс, с нетерпением ждал от нее писем и, хотя получал их почти каждый день а то и по два-три в сутки, разрывался между жалостью к больному отцу и непреоборимым страстным желанием видеть свою невесту.

8 октября в Ливадию прибыл отец Иоанн Кронштадтский – известнейший в России «молитвенник за больных», слывший чудотворцем-исцелителем. Приезд его дал понять, что дела Александра обстоят плохо и уповать на медицину уже нельзя – требуется вмешательство не земных сил, но небесных. Вместе с отцом Иоанном приехали братья царя – Сергей и Павел, Великие княгини Александра Иосифовна и Мария Георгиевна, сын Ольги Константиновны – греческий принц Христофор.

На следующий день протоиерей Янышев причастил больного, и тогда же в Ливадию пожаловали брат царя Владимир и Великая княгиня Мария Павловна младшая – жена шведского принца Вильгельма.

Все эти гости ни у кого из обитателей Ливадии не вызывали никакой радости. Не на праздник они ехали – на поминки. И хотя Александр был еще жив, но тень смерти уже витала над Ливадией.

Утром 10 октября Николай поехал в Алушту, куда вскоре же приехали из Симферополя его любимая тетка Элла и с нею Аликс. Ее приезд внес оживление и радость в печальную атмосферу Ливадии, а Николай почувствовал, что рядом появился человек, который готов разделить надвигающееся на него страшное горе.

15 октября Аликс написала ему в дневник: «Дорогое дитя! Молись Богу, Он поможет тебе не падать духом, Он утешит тебя в твоем горе. Твое Солнышко молится за тебя и за любимого больного». А чуть ниже, в тот же день, следовала другая запись: «Дорогой мальчик! Люблю тебя, о, так нежно и глубоко. Будь стойким и прикажи доктору Лейдену и другому – Г. (Имеется в виду еще один врач – Грубе. – В. Б.) приходить к тебе ежедневно и сообщать, в каком состоянии они его находят, а также все подробности относительно того, что они находят нужным для него сделать. Таким образом, ты обо всем всегда будешь знать первым. Ты тогда сможешь помочь убедить его делать то, что нужно. И если доктору что-либо нужно, пусть приходит прямо к тебе. Не позволяй другим быть первыми и обходить тебя. Ты – любимый сын Отца, и тебя должны спрашивать и тебе говорить обо всем. Выяви твою личную волю и не позволяй другим забывать, кто ты. Прости меня, дорогой!»

Эта запись в дневнике Николая не просто многозначительна. Она – символична. В ней – то направление, та тональность и та позиция, которая на долгие годы впредь будет характерной для их взаимоотношений: забота о нем и его делах и тревога за него будут постоянными спутниками жизни Аликс, главным смыслом и доминантой ее существования. Власти для себя она никогда не хотела, хотя и обладала достаточно сильным характером. Но не только сила характера была присуща Аликс. Появившись на свет в Дармштадтском захолустье и выросши в блистательном имперском Виндзоре, Аликс на всю жизнь сохранила двойственность натуры: она была до болезненности застенчива, но статус императрицы в целом ряде случаев не позволял ей выявлять это качество, принимаемое за робость и нерешительность, а то и трусость; она очень трудно сходилась с незнакомыми людьми, а придворные церемонии чуть ли не всякий раз обязывали ее представляться многочисленным визитерам – иноземным министрам, дипломатам, дальним и не очень дальним, но почему-либо еще незнакомым ей родственникам, знаменитостям разного рода – от выдающихся ученых до знаменитых гастролеров – и каждый из них мог расценивать это как чопорность, холодность или даже оскорбительное невнимание. Она была домоседка и истая затворница, и оттого круг ее друзей был очень узок, а при дворе воспринимали это как непомерную гордыню, чуть ли не манию самовлюбленности. Эти же качества превращали, – особенно на первых порах – ее будущего мужа не просто в самого близкого ей человека, но почти в единственного своего, по-настоящему родного, хотя рядом с ней была и любимая ею сестра Элла, тянувшаяся к младшей своей сестре еще и потому, что у нее не было детей, а отношения с мужем тоже были более чем своеобразными, ибо ее муж был гомосексуалистом.

Попадая на публику, Аликс из-за застенчивости внутренне подбиралась, холодела нравом, отчего и лицо ее, и взгляд становились холодными и отчужденными, что, конечно же, не располагало людей в ее пользу.

А между тем императору становилось все хуже и хуже.

17 октября он повторно причастился, на сей раз у отца Иоанна Кронштадтского, получил отпущение грехов. В этот печальный день Аликс записала в дневник Николая:

«Говори мне обо всем, душка. Ты можешь мне вполне верить, смотри на меня как на частицу тебя самого. Пусть твои радости и печали будут моими, и это нас еще более сблизит. Мой единственный любимый, как я люблю тебя, дорогое сокровище, единственный мой! Душка, когда ты чувствуешь себя упавшим духом и печальным, приходи к Солнышку, она постарается тебя утешить и согреть своими лучами. Да поможет Бог!»

Они все еще надеялись, хотя Александр был уже совсем плох.

Иоанн Кронштадтский рассказывал потом, как встретился он с Александром III в его последние дни жизни. Царь встретил его, стоя в накинутой на плечи шинели, и сердечно поблагодарил за то, что отец Иоанн приехал к нему. Потом они вместе вошли в соседнюю комнату и встали на молитву. Царь молился с необычайно глубоким чувством. Столь же искренен был он и при причащении, и в последние часы жизни. Когда 20 октября Иоанн пришел к умирающему, сидевшему в глубоком кресле, поднялась буря, море стонало от волн, и Александру от всего этого было очень скверно. Он попросил отца Иоанна положить руки ему на голову, и когда священник сделал это, больному вроде бы полегчало, и он сказал:

– Мне очень легко, когда вы их держите. – А потом произнес: – Вас любит русский народ, любит, потому что знает, кто вы и что вы.

И вскоре после этих слов он откинул голову на спинку кресла и тихо, без агонии, умер. Смерть наступила в четверть третьего 20 октября 1894 года.

Императрица, наследник с невестой и все дети стояли возле него на коленях и тихо плакали. Тем же вечером Николай записал:

«Боже мой, Боже мой, что за день. Господь отозвал к себе нашего обожаемого, дорогого, горячо любимого Папа. Голова кругом идет, верить не хочется – кажется до того неправдоподобной ужасная действительность. Все утро мы провели около него. Дыхание его было затруднено, требовалось все время давать ему вдыхать кислород. Около половины 3-го он причастился Святых Тайн; вскоре начались легкие судороги... и конец быстро настал. Отец Иоанн больше часа стоял у его изголовья и держал за голову. Это была смерть святого! Господи, помоги нам в эти тяжелые дни! Бедная дорогая Мама! Вечером в 91/2 была панихида – в той же спальне! Чувствовал себя, как убитый. У дорогой Аликс опять заболели ноги».

И все же даже в день смерти отца последняя фраза – о «дорогой Аликс», у которой вдруг «заболели ноги»...

Однако еще один гораздо более многозначительный факт не записал наследник престола в свой дневник. Когда Александр III умер, то Николай, рыдая, обратился к другу детства и юности, Великому князю Александру Михайловичу: «Сандро, что я буду делать? Что будет теперь с Россией? Я еще не подготовлен быть царем! Я не могу управлять империей. Я даже не знаю, как разговаривать с министрами. Помоги мне, Сандро!»

Александр III умер 20 октября и пять дней лежал в Ливадийском дворце. 25 октября его тело перенесли в Большую Ливадийскую церковь, а оттуда через двое суток гроб императора перенесли на борт крейсера «Память Меркурия», который после полудня доставил его в Севастополь, где уже стоял траурный поезд. 30 октября поезд подошел к Москве, и гроб с телом Александра III под звон колоколов, мимо десятков тысяч стоящих на коленях москвичей, привезли в Архангельский собор Кремля, а на следующий день, после непрерывных служб, снова провезли на вокзал и оттуда – в Петербург.

Здесь, 1 ноября 1894 года, в 10 часов утра, от Николаевского вокзала к Петропавловской крепости двинулась необычайно пышная погребальная процессия. В официальном отчете указывалось, что эта процессия была разбита на 12 отделений, в каждом из которых было по 13 разрядов. Всего, таким образом, этих разрядов было 156. Впереди процессии несли 52 знамени и 12 гербов. А между знаменами и гербами двигались два латника. Один из них – светлый, в золотых латах, ехал на коне, опустив обнаженный меч, другой – в черных латах, в черном плаще, с черным плюмажем шел пешком, символизируя бесконечную скорбь. Затем шли депутаты земель и городов, сановники и министры, за которыми несли государственные мечи, 57 иностранных, 13 русских орденов и 12 императорских регалий. А следом шла духовная процессия – в светлых облачениях, с хоругвями, крестами и иконами.

И лишь потом ехала погребальная колесница, за которой шли безмерно опечаленные жена, сын и будущая невестка покойного. За ними следовали, строго по субординации, другие члены императорской фамилии. И, конечно же, взоры всех собравшихся были направлены прежде всего на нового императора и его невесту. Алиса шла бледная, с опущенными глазами, и черное траурное платье и черная косынка еще более подчеркивали ее бледность.

А люди, глядя на свою новую повелительницу-императрицу, которая в первый раз шла по улицам Петербурга, оказавшись сразу же у гроба, шептали друг другу, что это не к добру и невеста в черном принесет им всем несчастье.

Процессия останавливалась для совершения коротких служб у Знаменской церкви, у Аничкова дворца, у Казанского собора, у Немецкой и Голландской церквей и у Исаакиевского собора. Наконец в 2 часа дня гроб внесли в Петропавловский собор.

Похороны Александра III, вместе с тем, отличались великой сумятицей и неразберихой, когда депутации перепутали свои места в похоронной процессии, а участники ее напоминали не огорченных потерей государя верноподданных, а некое маскарадное шествие, в котором праздно болтающиеся бездельники идут, нарядившись в рясы священников, в военные мундиры и другие разнообразные одежды.

Статья известного российского историка проф. А. А. Корнилова «Александр III» из «Нового энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона» (1911 -1916). Статья приведена с сохранением орфографии и пунктуации оригинала.

Александр III , император всероссийский, второй сын императора Александра II и императрицы Марии Александровны. Родился 26 февраля 1845 года в Аничковом дворце в Петербурге. До смерти своего старшего брата, цесаревича Николая, т. е. до двадцатилетнего возраста, А. не был наследником престола и воспитывался не как будущий император, а как великий князь, предназначавшийся, главным образом, для военной карьеры. Главным воспитателем его был генерал-адъютант Б. А. Перовский, а образованием его заведовал профессор Московского университета, известный экономист Чивилев, рекомендованный графом С. Г. Строгановым, который был в это время главным воспитателем цесаревича Николая. Из учителей раннего периода наиболее выдающимся был академик Я. К. Грот, преподававший обоим братьям с 1853 года русский и немецкий языки, историю и географию. В конце образовательного курса А. были сообщены начала юридических и политических наук приглашенными для этого профессорами Петербургского и Московского университетов, в числе которых был и К. П. Победоносцев, сыгравший впоследствии столь важную роль в царствовании А. В 1861 году ему преподавал курс тактики и военной истории М. И. Драгомиров, будучи еще молодым капитаном. Кроме того, в 1865 и 66 годах А. Александровичу был прочитан известным историком С. М. Соловьевым курс русской истории. 12 апреля 1865 года скончался в Ницце цесаревич Николай Александрович, и великий князь А. объявлен был наследником русского престола. Цесаревич Николай умер женихом принцессы Дагмары, дочери датского короля Христиана IX, с которой через 1 1/2 года--28 октября 1866 года--вступил в брак цесаревич А. Александрович. От этого брака родились: сыновья--Николай (ныне царствующий государь император), Георгий (умер в 1899 г.), Михаил и дочери--Ксения и Ольга. В 1868 году во время сильного неурожая в разных губерниях (в особенности в Смоленской) А. был назначен председателем особого комитета по сбору и распределению пособий голодающим. В бытность наследником престола он участвовал в заседаниях государственного совета и комитета министров, был атаманом казачьих войск и канцлером Гельсингфорсского университета; действительную службу в войсках он проходил в Петербурге вплоть до командования гвардейским корпусом, а в 1877 году ему привелось принять участие в русско-турецкой войне, в качестве командира отдельного сорокатысячного рущукского отряда, задача которого состояла в задержании движения турецких войск, расположенных в крепостях Шумле и Силистрии, и в охране тыла действующей армии. По окончании войны А. командовал в Петербурге гвардейским корпусом и принимал участие в заседаниях высших государственных учреждений и тех особых комитетов и совещаний, которые созывались императором Александром II в конце его царствования для обсуждения мер борьбы с революционным движением. Наследник жил со своей семьей в Аничковом дворце довольно замкнутой семейной жизнью; он любил заниматься историей, собиранием исторических памятников, особенно связанных с патриотическими воспоминаниями, и изучением русской художественной старины. Он стоял во главе императорского исторического общества, основанного при ближайшем его участии. Столь же охотно он занимался музыкой и участвовал в домашних концертах, играя на валторне и на «басу». В глазах широких кругов общества он пользовался репутацией примерного семьянина и человека с гуманными и либеральными взглядами. На самом деле политические его взгляды были глубоко консервативные, что ярко сказалось в совещаниях о борьбе с революционным движением и о направлении внутренней политики в 1880 году. Он неизменно высказывался за неприкосновенность ничем неограниченного самодержавия, как исконного устоя русского быта, и за организацию борьбы с революционными течениями при помощи широко поставленных репрессивных мер. После войны 1877--78 годов, во время которой А. имел случай воочию убедиться в печальном значении недостаточности наших морских сил и перевозочных средств, он принял деятельное участие в сборе пожертвований на образование добровольного флота. Председателем комитета, заведовавшего этим делом, сделался один из близких к А. людей, К. П. Победоносцев. Вступить на престол А. пришлось при чрезвычайно тяжелых обстоятельствах, после катастрофы 1 марта 1881 года, жертвой которой пал его отец. 2 марта, принимая высших чинов и лиц свиты, А. сказал: «Я принимаю венец с решимостью. Буду пытаться следовать отцу моему и закончить дело, начатое им. Если бы Всевышний и мне судил ту же участь, как ему, то, надеюсь, вы будете моему сыну так же верны, как моему отцу». В депеше, посланной русским послам при иностранных дворах 4 марта, было сказано, что «государь император посвятит себя прежде всего делу внутреннего государственного развития, тесно связанному с успехами гражданственности и вопросами экономическими и социальными, составляющими ныне предмет особых забот всех правительств». Эти заявления обещали как будто прогрессивную политику и, во всяком случае, не показывали никаких реакционных намерений. В связи с распространенными в публике мнениями о либеральных взглядах и даже конституционных наклонностях нового государя, они поддерживали надежды на развитие тех либеральных начинаний, к которым Александр II вернулся в последний год царствования. Но этим надеждам не суждено было осуществиться. В течение нескольких недель, несмотря на твердость консервативных убеждений А., он как будто колебался в выборе курса своего правления. В совете министров образовались два противоположных течения, которые вели между собой довольно острую борьбу. А. как будто бы находил необходимым дать им высказаться до конца. Во главе одного из этих течений, желавшего продолжения умеренно-либерального курса, взятого в конце царствования Александра II, был Лорис-Меликов; к нему примыкали военный министр граф Д. А. Милютин, министр финансов А. А. Абаза и министр народного просвещения А. А. Сабуров. Во главе другого, реакционного течения стоял К. П. Победоносцев, в трудные моменты призывавший к себе на помощь то старого графа С.Г. Строганова, жившего не у дел в Петербурге, то «патриотически» настроенных журналистов Каткова и Аксакова из Москвы. Председатель комитета министров Валуев и другие министры не примыкали решительно ни к одному из этих течений. Через неделю после катастрофы 1 марта, было созвано, по настоянию Лорис-Меликова, специальное совещание для решения вопроса о том, публиковать или не публиковать одобренное 1 марта покойным государем правительственное сообщение, в котором правительство заявляло, что оно решилось для рассмотрения важнейших дел законодательного характера образовать в Петербурге особую комиссию. Лорис-Меликов признавал опубликование этого документа, который впоследствии в просторечии именовался «конституцией Лорис-Меликова»--хотя в нем не было ничего конституционного,--неотложным. Из доклада, прочитанного им в совещании, видно, что император при первом обсуждении этого вопроса признал своим священным долгом осуществить последнюю волю своего отца и считал, что предположенные реформы являлись бы как бы последним даром императора Александра II русскому народу--даром, достойным всего его царствования. Однако, в совещании государь объявил, что он просит обсуждать этот вопрос совершенно свободно и не считать его предрешенным, после чего последовали резкие нападки на Лорис-Меликова со стороны приглашенного в заседание графа Строганова и обер-прокурора Синода Победоносцева. Вопрос о неотложности опубликования был решен отрицательно, а обсуждение самого проекта по существу было отложено. Это было первое поражение Лорис-Меликова, но борьба еще продолжалась. По-видимому, главной причиной нерешительности А., независимо от неудобства начинать свое царствование отменой последних распоряжений отца, были носившиеся в придворном и высшем бюрократическом кругу слухи о весьма приподнятом и тревожном настроении общества и народа,--слухи, как оказалось, не вполне основательные. Когда Победоносцеву удалось, наконец, убедить императора в том, что со стороны общества нельзя ожидать никаких сколько-нибудь крупных и опасных для спокойствия страны выступлений, то А. решил положить конец неопределенности и издал неожиданно для совета министров манифест 29 апреля 1881 года, составленный Победоносцевым и Катковым. В манифесте этом были следующие знаменательные строки: «посреди великой нашей скорби глас Божий повелевает нам стать бодро на дело правления, в уповании на божественный Промысел, с верою в силу и истину самодержавной власти, которую мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений». Эти слова были прямо направлены против ожиданий каких бы то ни было шагов в сторону установления или даже подготовления в будущем конституционного правления в России. Смысл этих слов еще более был подчеркнут немедленным выходом из состава министерства Лорис-Меликова, за которым последовали Абаза и Милютин. Еще ранее был уволен Сабуров. Впрочем, это еще не был полный поворот в сторону реакции. В обществе продолжали и после издания этого манифеста сохраняться кое-какие надежды на поворот к лучшему, и многие губернские земские собрания, происходившие в конце 1881 года и в начале 1882 года, пытались выразить эти надежды в форме адресов с более или менее определенными ходатайствами о созыве народных представителей. В самом манифесте 29 апреля о важнейших реформах 1860-х годов упоминалось с уважением, и вместо Лорис-Меликова назначен был граф Николай Игнатьев, выдававший себя за приверженца славянофильских идей, в том числе и идеи совещательного участия народа в законодательстве, в форме земских соборов. Самому императору в обществе приписывались в это время некоторые симпатии к славянофильству. Известно было его нерасположение к немцам, а это одно, после Берлинского конгресса и созданного им настроения, могло обеспечивать ему сочувствие в широких кругах русского общества, тем более, что люди, сознательно преданные либеральным идеям, составляли в нем в то время лишь незначительное меньшинство. Либеральные газеты и журналы, отчасти открывшиеся или оживившиеся в последний год царствования Александра II: «Порядок», «Земство», «Страна», «Вестник Европы» и «Голос», равно как и некоторые из земств, глубже других захваченные либеральным движением этого года, попытались было удержать занятые позиции, но без успеха. «Славянофильский» министр Игнатьев, невзирая на славянофильскую теорию свободы слова, вскоре пустил в ход против периодической печати все прежние меры репрессии, и сам И. С. Аксаков, обрушившийся в яростной речи, сказанной в Славянском обществе в Петербурге, на всякий либерализм и радикализм, занял в это время позицию, довольно близкую к Каткову. Свой поворот направо правительство еще скрашивало в это время принятием целого ряда мер, клонившихся к поддержанию благосостояния народной массы. Вместо А.А. Абазы министром финансов назначен был бывший профессор Н. Х. Бунге, участвовавший в работах по крестьянской реформе, вместо министра народного просвещения Сабурова--искренний и честный поборник просвещения, барон Николаи. Бунге, в союзе с Игнатьевым и Островским (министром государственных имуществ), предпринял целый ряд подготовленных еще при Лорис-Меликове мер к поднятию пошатнувшегося благосостояния крестьян. Сюда относится, прежде всего, закон 28 декабря 1881 года об обязательном выкупе еще невыкупленных к тому времени крестьянских оброков, с понижением нормы выкупных платежей, установленных по положению 19 февраля 1861 года, на 20%. Сюда же относятся: впервые выработанные, хотя и не опубликованные во всеобщее сведение, правила о переселении крестьян на пустопорожние земли 10 июля 1881 года, оказавшиеся, впрочем, довольно непрактичными, вследствие установленного ими порядка разрешения переселений; изданный 18 мая 1882 года закон о крестьянском банке, который энергично работал в первые годы после его открытия; Высочайшее повеление о льготах по арендованию крестьянскими обществами казенно-оброчных статей, последовавшее в 1881 году по докладу Игнатьева и затем дополненное некоторыми ограничениями 9 ноября 1884 года по докладу Островского; закон 2 июня 1882 года об ограничении времени работы малолетних на фабриках и ограждении их от эксплуатации фабрикантов, причем для надзора за выполнением этих мер впервые введена была фабричная инспекция; затем целый ряд фабричных законов: 12 июня 1884 года (о школьном обучении малолетних, работающих на фабриках), 3 июня 1885 года (о воспрещении ночной работы женщин и детей), 3 июня 1886 года (об определении порядка и условий найма рабочих и расторжения рабочих договоров, причем обязанности фабричной инспекции были сильно расширены). В это же время Бунге двинул вопрос об отмене подушной подати: она была отменена уже с 1 января 1883 года для некоторых категорий плательщиков на сумму 19 миллионов рублей, а затем и вовсе уничтожена для всех податных сословий Европейской России по закону 28 мая 1885 года (с 1 января 1886 года). Значение этой меры умалялось, впрочем, тем обстоятельством, что в видах покрытия образовавшегося недочета в доходах казны были увеличены поземельные сборы с бывших казенных крестьян на 45% под предлогом перевода их с оброка на выкуп (по закону 12 июня 1886 года), и, кроме того, повышен акциз на спирт, ложившийся, главным образом, на те же «податные» сословия. Тогда же проведены были две меры, имевшие целью перенести часть налогового бремени на более состоятельные классы: закон 15 июня 1882 года о налоге с наследств и закон 20 мая 1885 года о налоге на процентные бумаги. Еще циркуляром графа Лорис-Меликова 22 декабря 1880 года земствам поручено было обсуждение административного устройства крестьян; несколько раньше, с целью выяснения местных нужд и непорядков, назначены были в разные губернии сенаторские ревизии. По мере поступления отзывов земств и отчетов ревизовавших сенаторов в министерстве внутренних дел скопился в 1881 году значительный материал по этим вопросам. Для всестороннего их обсуждения и выработки проекта преобразования местного управления осенью 1881 года, по докладу Игнатьева, образована была вневедомственная комиссия под председательством статс-секретаря М. С. Каханова, в состав которой вошли, сверх представителей разных ведомств и ревизовавших сенаторов, некоторые общественные деятели и представители науки. При министерстве внутренних дел устроены были особые совещания со «сведущими лицами», в число которых были приглашены видные земские и городские деятели разных губерний, а также некоторые землевладельцы из западных губерний и Царства Польского. На обсуждение первого из этих совещаний предложен был вопрос о понижении выкупных платежей, на обсуждение второго--вопросы о переселенческом деле и о лучшей организации питейного дела, с точки зрения охраны народной нравственности. Эти совещания, в связи со слухами, проникавшими и в печать, о предполагаемом созыве земского собора, представляли казовый конец Игнатьевской программы и вызывали ожесточенные нападки Каткова, который стал в это время резко обрушиваться и на Аксаковскую «Русь». Вскоре журналам и газетам было воспрещено писать, что бы то ни было, и за и против земских соборов. На этом вопросе Игнатьеву пришлось закончить свою непродолжительную карьеру в области внутренней политики. Впрочем, уже и при нем симптомы реакции заметно сказались как по отношению к печати,--снят был с очереди пересмотр цензурного устава, предпринятый Лорис-Меликовым,--так и по отношению к организации государственной полиции и способов борьбы с революционным движением. Изданное 14 августа 1881 года положение об усиленной и чрезвычайной охране совершенно игнорировало права и свободу обывателей и отдавало на произвол вооруженных чрезвычайными полномочиями административных властей целые области, в которых это положение вводилось. В то же время очень обострился один из самых больных вопросов русской жизни--еврейский. Во многих городах и местечках Южной и Западной России начались так называемые «еврейские беспорядки», выразившиеся в массовых избиениях евреев и в отвратительных погромах их жилищ. Полиция относилась к этим позорным явлениям с поразительным равнодушием. Тогда же начались попытки Победоносцева подчинить начальные школы церковному управлению. Министр народного просвещения, барон Николаи, дал было удачный отпор Победоносцеву, узаконив так называемые школы грамотности, но вскоре принужден был оставить должность (в марте 1882 года) и заменен был предупредительным и на все согласным И. Д. Деляновым. К этому времени опыт частичного применения славянофильских идей, по которому «сила власти» должна была принадлежать царю, а «сила мнения»--народу, признан был неудовлетворительным: правительство, душою которого был Победоносцев, стало тяготиться славянофильскими декорациями и скоро определенно предпочло им простую идею «сильной власти», апологетом и страстным пропагандистом которой являлся Катков, занявший с 1881 года свой, как он сам выражался, «наблюдательный пост». Проводить эту идею в жизнь император А. поручил решительному единомышленнику Каткова, бывшему министру народного просвещения графу Д. А. Толстому, отставленному в 1880 году по настоянию графа Лорис-Меликова. Игнатьев был уволен через год после своего назначения, в мае 1882 года, и ненавистный русскому обществу Толстой назначен вместо него министром внутренних дел. С этого момента курс царствования А. определился вполне и остался до конца неизменным. Руководящим принципом всей государственной деятельности признана была вновь старая николаевская формула: «самодержавие, православие и народность». Эта формула, особенно в последней ее части, была проводима теперь с большей, нежели при Николае I, последовательностью в делах внешней политики, настоящим руководителем которой являлся сам А. Это не мешало, однако, Каткову оставаться иногда все-таки недовольным некоторыми действиями министра иностранных дел Гирса, когда министерство уклонялось, по мнению Каткова, с пути «истиннорусского» национализма. Во внутренней политике получили полное господство охранительные и даже реакционные стремления. Прежде всего эти стремления отразились на отношения правительства к печати. Положение ее, ухудшившееся уже при Игнатьеве, при Толстом сделалось чрезвычайно тяжелым. Одним из первых его дел было проведение через комитет министров особых «временных» правил, утвержденных 27 августа 1882 года, которые усилили в высшей степени зависимость повременных изданий от министерства внутренних дел. Затем, вопреки манифесту 29 апреля 1881 года, началась переделка всех великих преобразований 1860-х годов, из которых систематически вытравлялись следы либеральных и демократических веяний и принципов. В отношении народных масс руководящим стал принцип всесторонней административной опеки; дворянство призывалось к содействию правительству в осуществлении этой задачи, но призывалось отнюдь не в качестве самостоятельного и независимого от высшей бюрократии сословия, а в качестве испытанного слуги самодержавной власти, верная служба которого могла быть поощряема различными, главным образом, материальными выгодами. Первое проявление этой тенденции ясно обнаружилось в речи, обращенной императором к собранным во время коронации 1883 года, в Москве, волостным старшинам: им было приказано предостеречь крестьян от злонамеренных слухов о каких бы то ни было переделах земли и дополнительных нарезках и указать им, чтобы они во всем слушались своих предводителей дворянства. Проекты Кахановской комиссии, работавшей в течение 1882 и 1883 года в сокращенном составе,--в виде подготовительного «совещания», в котором преобладало умеренно-либеральное настроение,--вскоре подверглись сильным нападкам со стороны вновь призванных в состав комиссии членов, а затем были окончательно забракованы, и комиссия была закрыта прежде, чем успела закончить свою работу. Ее труды были переданы, как материал, для коренной переработки в министерство внутренних дел, где эта переработка поручена была А. Д. Пазухину, воодушевленному стремлением, во что бы то ни стало, восстановить в России прежний сословный строй, поколебленный реформами 1860-х годов. В 1885 году открыт, по случаю столетнего юбилея дворянской грамоты, особый дворянский банк, специальной задачей которого было поддержание ссудами на льготных условиях дворянского землевладения. В манифесте, изданном по этому случаю, было выражено пожелание, чтобы и впредь «дворяне российские сохраняли первенствующее место в предводительстве ратном, в делах местного управления и суда, в распространении примером своим правил веры и верности и здравых начал народного образования». В благодарственных адресах по поводу этого манифеста дворянство некоторых губерний тотчас же заявило, что оно все свои надежды возлагает на крепкую правительственную власть, учреждение которой на местах позволило бы дворянству «спокойно жить в деревне». Правительство отвечало, что в этом духе и будет направляться законодательная работа. Первым проявлением этого духа явились правила о сельских рабочих, разработанные наиболее крепостнически настроенными дворянами и изданные 12 июня 1886 года. Еще раньше в видах распространения административной опеки над крестьянами изданы были весьма стеснительные правила о крестьянских семейных разделах 12 марта 1886 года. Идеи Пазухина, соединившись с реакционными взглядами Толстого, привели к коренному преобразованию административного устройства крестьян и к весьма существенной переделке положения о земским учреждениях 1864 года. Руководящей мыслью и здесь явилось, с одной стороны, стремление создать на местах «крепкую и близкую к народу власть», которая была бы органом всеобъемлющей административной опеки, а с другой стороны--признание необходимости обеспечить дворянам-помещикам возможность не только с выгодою вести свои хозяйства, но и занимать в местной жизни почетное и влиятельное положение. Этому вполне соответствовало положение 12 июля 1889 года о земских начальниках, облеченных сильной и произвольной властью опекунов и над отдельными крестьянами, и над органами крестьянского самоуправления и суда. Эта власть сосредоточивалась в руках поместного дворянства, так как из его среды должны были преимущественно назначаться эти земские начальники, которые, впрочем, в то же время являлись подчиненными губернской администрации агентами правительства. При пересмотре земского положения уничтожена была та степень самостоятельности и независимости от бюрократической власти земских учреждений, которая по закону 1864 года обеспечивалась им в качестве «учреждений общественных», не входивших в общий строй бюрократических установлений. По положению 1890 года земские управы введены были в строй местных государственных установлений, а земские собрания подчинены в своей деятельности строгому контролю губернаторов. С другой стороны, всесословный строй земских учреждений заменен строем чисто сословным, с сильным преобладанием дворянского землевладельческого элемента. Аналогичному преобразованию подверглось в 1892 году городовое положение 1870 года. Наряду с развитием сильной административной власти быстро двигалось вперед начавшееся еще в реакционный период царствования Александра II ограничение сферы действия суда присяжных и другие подобные изменения судебных уставов, что особенно усилилось с заменой в 1885 году сравнительно либерального министра юстиции Набокова более подходившим к новому курсу Манасеиным. В 1889 году, с введением земских начальников, были уничтожены -- по требованию самого императора --мировые судьи. В уездах они были заменены земскими начальниками, в городах, за исключением столиц и нескольких больших городов -- городскими судьями, подчиненными в инстанционном порядке съездам земских начальников, в которых и сами участвуют в качестве членов. Наконец, в 1894 году новым министром Муравьевым предпринят был, с соизволения государя, коренной пересмотр судебных уставов. В сфере народного образования реакционные течения резко сказались уже в начале 1880-х годов, тотчас же после отставки барона Николаи. В отношении народных училищ новый министр Делянов охотно пошел навстречу всем домогательствам Победоносцева. Вопрос о передаче всего дела начального образования народа в ведомство Святейшего Синода встретил препятствия лишь в недостатке необходимых для этого значительных денежных сумм, так как огромное большинство народных школ содержалось на земский счет, а из земств лишь немногие соглашались передать свои школы в церковное ведомство. По правилам 13 июня 1884 года, в это ведомство переданы были все так называемые школы грамоты, т. е. народные школы низшего типа, причем правила эти не были проведены в законодательном порядке. За земскими школами усилен был тенденциозный надзор министерских инспекторов народных училищ. В отношении средней школы при Делянове вновь укрепилась поколебавшаяся было, после выхода в 1880 году в отставку Толстого, классическая система, с установившимся при ней чисто полицейским отношением гимназического начальства к ученикам гимназий. При Делянове же сделана была (в 1887 году) попытка ограничить различными мерами доступ в гимназии и реальные училища детям низших сословий и недостаточных классов общества. В отношении университетов реакционерам удалось, благодаря, главным образом, энергичной пропаганде Каткова, настоять на полном уничтожении либерального Головнинского устава 1863 года, с заменой его новым уставом 1884 года. Университетские советы лишены были всякой автономии, над студентами усилен полицейский надзор при помощи инспекции и педелей, введена форма, и в устранение всяких намеков на корпоративность студенты признаны были «отдельными» посетителями университета. Самые программы преподавания на юридическом и филологическом факультетах были существенно изменены в тенденциозном смысле. В порыве восторга от этого устава Катков писал в 1884 году в «Московских Ведомостях» (№ 278): «Господа, встаньте: правительство идет, правительство возвращается!..» Под влиянием и воздействием Победоносцева, сравнительная веротерпимость, провозглашенная законом 3 мая 1883 года, уступила место систематическому преследованию сектантов -- пашковцев, толстовцев, штундистов, духоборцев; дело доходило иногда до отнятия детей у родителей. В 1894 году штундистам были вовсе запрещены молитвенные собрания. В западном крае и в Царстве Польском такие же меры применялись к униатам, формально обращенным в православие, но не желавшим этому подчиниться. Тот же дух воинствующего национализма повел к организации различного рода утеснений и преследований инородцев и иноверцев как на окраинах России (западных и восточных), так, в некоторых отношениях, и в центре. Больше всего преследовались евреи и поляки-католики--последние в Западном крае и даже в самом Царстве Польском; но подвергались различным утеснениям и ламаисты (калмыки и буряты), и другие инородцы в Сибири. Евреи в их правовом положении подверглись ряду новых ограничений: «Временными правилами» 3 мая 1882 года они лишены были права вновь селиться в пределах самой «черты оседлости» вне городов и местечек; им там же воспрещены были приобретение и аренда недвижимых имуществ; в 1887 году Ростов-на-Дону и Таганрог с уездом исключены из черты еврейской оседлости. В 1891 году воспрещено ремесленникам селиться в Москве и Московской губернии, причем было выселено из Москвы около 17 тысяч евреев-ремесленников, живших там на основании закона 1865 года, с 1891 года отмененного для Москвы. С 1887 года введена процентная норма для приема евреев в высшие и средние учебные заведения. С 1889 года фактически приостановлен прием евреев в состав присяжных поверенных. Поляки были сильно ограничены в правах государственной службы в Царстве Польском и в Западном крае. Отразился не менее сильно, нежели в других сферах жизни, общий реакционный дух этой эпохи и в армии. Здесь, наряду с стремлением улучшить материальное положение офицерства, при помощи усиления окладов жалования и введения различных льгот при покупке билетов на железных дорогах, в театрах и т. п., заботливо насаждался дух касты с особым кодексом нравственных и житейских правил, вплоть до узаконения в известных случаях дуэлей как между офицерами, так и при столкновениях их с невоенными. Для насаждения этого особого кастового духа с юных лет соответственно изменена была воспитательная система в военно-учебных заведениях, введенная при Д. А. Милютине: военные гимназии преобразованы были в военные корпуса прежнего типа. Такова была правительственная система, проводившаяся с замечательной последовательностью и стройностью в царствование А. III во всех отраслях управления и во всех доступных влиянию правительства областях народной жизни. В направлении внешней политики император в особенности стремился проводить свои личные взгляды, что и было открыто заявлено в официозном органе министерства иностранных дел, «Journal de St.-Petersbourg», когда, после смерти старого канцлера князя Горчакова в самом начале царствования А., на пост министра иностранных дел был назначен скромный и исполнительный чиновник без собственной инициативы, статс-секретарь Гирс. Гораздо больше, чем Гирс, имел влияния на ход иностранной политики солидарный во взглядах с императором Катков; но и с ним А. далеко не всегда соглашался. Международное положение России после берлинского конгресса было трудное: неоднократно возникали опасения войны -- то с Англией, из-за расширения наших среднеазиатских владений, граница которых после взятия Геок-Тепе Скобелевым была сильно приближена уже при Александре II к пределам Афганистана,-- то с Австрией, из-за влияния на дела Балканского полуострова.

Война с Англией в особенности угрожала России вследствие столкновения русских войск с афганцами в 1885 году, когда генерал Комаров нанес им решительное поражение на р. Кушке и к России были присоединены пограничные с Афганистаном области. На Балканском полуострове дела после Берлинского конгресса приняли неблагоприятный для России оборот. Сербия и Румыния относились к России прямо враждебно; в Болгарии русское влияние все более и более колебалось, и в 1885 году князь Александр Болгарский (Баттенберг), не спрашивая Россию, присоединил к Болгарскому княжеству восточную Румелию. После этого русские офицеры были отозваны из болгарской армии, и Александр Болгарский исключен из списка русских генералов. После своего временного изгнания из Болгарии, когда ему вновь была предложена корона болгарским национальным собранием, князь Александр не решился принять ее без одобрения А., а император отказал ему в своей поддержке. В Европе установилось тогда тревожное состояние: все ожидали вооруженного вмешательства России в болгарские дела, которое неизбежно привело бы к европейской войне. Но император решил предоставить Болгарии выйти из внутреннего кризиса собственными силами, и, благодаря этому, мир не был нарушен. Австрия в это время опиралась на Германию и Италию, с которыми находилась в тройственном союзе, устроенном Бисмарком именно на случай войны с Россией. Франция была настроена чрезвычайно миролюбиво. Император признал, что лучшей политикой для России будет не искать ничьих союзов, не брать на себя никаких обязательств и тщательно избегать столкновения с Австрией, чтобы не связать себе рук на случай войны между Германией и Францией. Это решение шло вразрез с планами Бисмарка, очень желавшего вовлечь Россию в войну с Австрией, и чрезвычайно упрочило престиж России и императора в Европе. Свое одиночество в это время среди европейских держав А. сам подчеркнул в известном тосте, провозглашенном им за здоровье князя Николая Черногорского, которого он намеренно назвал единственным и истинным другом России. Однако, заметное охлаждение в отношениях между Германией и Россией и тесное соглашение между Германией, Австрией и Италией естественно подготовляли сближение между Россией и Францией. Уже в 1887 году А. удалось, при помощи непосредственных переговоров с императором Вильгельмом I, оказать Франции крупную услугу устранением натянутого положения, вызванного сосредоточением на ее границе значительных германских войск, которые были собраны под предлогом маневров, и которые Вильгельм согласился немедленно отозвать оттуда. Когда новый германский император Вильгельм II объявил в 1891 году с особой торжественностью о возобновлении тройственного союза между Германией, Австрией и Италией, то и А. официально возвестил миру о состоявшемся сближении между самодержавной Россией и республиканской Францией. Затем последовали известные морские демонстрации в Кронштадте и Тулоне, причем император, чествуя французских морских гостей, стоя выслушал «Марсельезу» и провозгласил тост за здоровье президента французской республики Карно. Сближением с Францией и воздержанием от вооруженного вмешательства в дела балканских государств мир в Европе надолго был обеспечен, вследствие чего А. III и получил наименование Миротворца, часто прилагаемое к его имени и в России, и за границей. Уже с середины восьмидесятых годов А. пришлось убедиться, что в государственной жизни России существуют обстоятельства, с которыми трудно было бороться. Обстоятельства эти заключались в финансовых затруднениях, обусловленных, прежде всего, общим расстройством народного хозяйства и слабым развитием национальной промышленности. Министр финансов Бунге, ясно понимавший эту зависимость финансовых средств государства от общих экономических условий страны, стремился, прежде всего, поднять народное хозяйство облегчением положения крестьян, которые, видимо, разорялись от непосильного бремени налогов, на них лежавшего. Однако, меры, которые он мог предложить и принять в рамках существовавшего государственного строя, и притом в эпоху всеобщей реакции, были далеко недостаточны, чтобы вывести страну из гнетущего хозяйственного упадка. Государственные финансы не улучшались; дефициты сделались явлением постоянным и даже из года в год увеличивались. Не желая обращаться к новым выпускам ассигнаций, курс которых и без того упал до 50 копеек за рубль, министр финансов должен был для покрытия дефицитов прибегать к внешним и внутренним займам и к установлению новых налогов на такие предметы первой необходимости, как спички и керосин, которые не могли не отозваться тяжело на положении несостоятельных классов. Не имея возможности избегнуть дефицита без отступления от своих взглядов на нужды государственного хозяйства и терпя несправедливые нападки со стороны реакционной печати, Бунге решил, наконец, оставить министерство. На его место назначен был 1 января 1887 года ловкий, известный в биржевом мире делец, Ив. А. Вышнеградский. Политика министерства финансов существенно изменилась. Все заботы о подъеме хозяйственного благосостояния народных масс отошли на задний план; главной и непосредственной задачей министерства сделалось скопление больших денежных запасов в кассах государственного казначейства и широкое участие, при помощи этих запасов, в биржевых операциях, с целою оказать давление на иностранный денежный рынок и этим путем поднять наш курс. В связи с этим и в области таможенной политики русское правительство вступило решительно на путь усиленного покровительства «отечественной» промышленности. В 1891 году издан был новый таможенный тариф, в котором покровительственная система достигла своего апогея. Одновременно и в тесной связи с новым направлением финансовой политики министерство начинает прислушиваться к жалобам московских фабрикантов против Лодзи и к возражениям их против экономической политики Бунге. Под влиянием этих воплей и жалоб пересматривается фабричное законодательство 1880-х годов, с явным стремлением соблюсти лишь выгоды фабрикантов, после чего лучшие фабричные инспектора, принявшие эту должность при Бунге, уходят в отставку. Между крупными фабрикантами и министерством финансов устанавливается полное взаимное понимание, и на общественную арену с большим апломбом выступают представители крупной российской буржуазии нового типа, в которых черты новоприобретенной европейской культуры причудливо переплетаются с чертами чисто азиатского высокомерия и грубости. Наконец, также в связи с основным стремлением своим--усилить доход государственного казначейства -- министерство финансов изменяет прежнюю железнодорожную политику, установившуюся еще с конца 1860-х годов (при Рейтерне). Оно не только начинает брать в руки казны постройку новых железных дорог, но и выкупает ранее построенные различными акционерными компаниями. Вместе с тем за правительством обеспечивается право регулирования железнодорожных тарифов; для этой цели основывается в составе министерства финансов особый департамент, директором которого назначается С.Ю. Витте. Общее протяжение железных дорог, не превышавшее в 1880 году 22 591 версты, дошло к середине 1890-х годов до 36 662 верст (в том числе 34 641 верст ширококолейных). В то же время сеть железных дорог, эксплуатируемых казной, возросла на 19 515 верст, а сеть частных железнодорожных линий, несмотря на постройку нескольких новых линий частными обществами, уменьшилась на 7672 версты. Благодаря покровительственным мерам министерства финансов, развитие крупной промышленности пошло с конца 1880-х годов быстрыми шагами вперед; но при совершенно истощенном внутреннем рынке страны, вследствие прогрессирующего разорения крестьянства и упадка земледелия, на очередь выдвинут был вопрос о внешних рынках, в поиске которых русское правительство стало все более и более устремлять свои взоры на восток. Довольно обширный и выгодный рынок, утвердившийся в средней Азии после покорения среднеазиатских ханств в 1870-х годах, оказывается уже недостаточным. Является стремление к открытому морю, которое мало-помалу приводит к мысли грандиозного сооружения сквозной железной дороги через всю Сибирь к портам Тихого океана. Мысль эта увлекает императора в конце его царствования, и стремление на восток ярко ознаменовывается в 1891 году путешествием в Японию юного наследника престола, ныне царствующего императора, обогнувшего морем с юга всю Азию, побывавшего в Китае и в Японии и вернувшегося через Владивосток и Сибирь сухим путем. Во Владивостоке цесаревич Николай лично участвовал в закладке великого железнодорожного пути, постройка которого окончательно решена была в это время. Вскоре по возвращении Николая Александровича образован был особый комитет по постройке сибирской железной дороги, в котором наследник назначен был председателем. Еще раньше императору пришлось учредить другой особый комитет, также под председательством цесаревича, для сбора пожертвований и оказания пособия голодающим, по случаю голода, начавшегося во многих губерниях Европейской России, вследствие полного неурожая хлебов, осенью 1891 года. Голод, охвативший огромное пространство самой плодородной полосы Европейской России, повторившийся, вместе с холерой, и в следующем 1892--93 годах, был грозным предостережением, указывавшим на глубокое расстройство народного хозяйства в России. Голод 1891--93 годов и постройка сибирской железной дороги, сопровождавшаяся крупным развитием переселенческого движения в Сибирь, были самыми крупными событиями последних лет царствования А. Последствия этих событий развивались уже после смерти императора А. в царствование императора Николая II. Впрочем, еще при А. приняты были в области крестьянского законодательства две важные меры, вполне гармонировавшие с духом опеки над крестьянами, проникавшим и ранее в это законодательство: 8 июня 1893 года издан был закон о переделах мирской земли, а 14 декабря 1893 года--закон о неотчуждаемости крестьянских надельных земель. Император А. был человеком атлетического сложения и обладал превосходным здоровьем, но в начале 1890-х годов у него обнаружился нефрит (перерождение почек),-- болезнь совершенно неизлечимая, которая и свела его преждевременно в могилу. Он умер 20 октября 1894 года, в Крыму, в Ливадии, окруженный всеми членами своего семейства, на 50-м году от рождения. Литература по истории царствования А. III довольно скудна. Общей биографии А., если не считать за таковые весьма поверхностных панегириков князя В. Мещерского, священника Королькова и т. п., пока не имеется. Для ознакомления с событиями его царствования можно указать следующие работы: Тхоржевский «Исторический обзор комитета министров», т. IV (СПб., 1902); «Министерство финансов 1802--1902 годов», ч. 2-ая (СПб., 1902), «Исторический очерк министерства государственных имуществ за 50 лет, 1837--87 годы» (СПб., 1887), «Краткий очерк ведомства путей сообщения (1798--1898)» (СПб., 1898); «Народные школы Европейской России в 1892--93 годах», Ф. Ф. Ольденбурга (СПб., 1896); «Производительные силы России» (сборник под редакцией В. И. Ковалевского, СПб., 1896); «Великие реформы в их прошлом и настоящем» (под редакцией И. В. Гессена и А. И. Каминка): вып. I, К. К. Арсеньев, «Законодательство о печати» (СПб., 1903); вып. II, И. В. Гессен, «Судебная реформа» (СПб., 1904); вып. III, А. А. Корнилов, «Крестьянская реформа» (СПб., 1905); его же, «Из истории вопроса об избирательном праве в земстве» (СПб., 1906); «Самодержавие и земство» (Записка С.Ю. Витте, издана в Париже в 1901 году, с предисловием П. Б. Струве); В. Ю. Скалон, «В переходное время» (Сборник статей, СПб., 1905); И. М. Страховский, «Крестьянские права и учреждения» (СПб., 1904); К. К. Арсеньев, «Свобода совести и веротерпимость» (СПб., 1904); М.И. Туган-Барановский, «Русская фабрика в прошлом и настоящем», 3-е изд. (СПб., 1909); Неведомский, «Катков и его время» (СПб., 1888); Собрание сочинений И. С. Аксакова, тт. I--VII (статьи из газеты «Русь», М., 1886--87); «Внутренние обозрения» в «Вестнике Европы» за 1881--94 годы (в особенности декабрьское 1894 г.); «Иностранные обозрения», там же; «Всемирная история от Венского конгресса до наших дней», под редакцией профессора Пфлуг-Гартунга (перевод под редакцией Н. И. Кареева и С. Г. Лозинского, СПб., 1910); Paul Milioukoff, «La crise russe» (П., 1907); «Общественное движение в России в начале XX века», т. I, под редакцией Мартова, Маслова и Потресова (СПб., 1909).