Тунгусские князья Гантимуровы

В истории русской колонизации Сибири есть немало примеров, когда местные племена добровольно принимали подданство русского царя, вследствие чего в состав государства входили огромные земли, богатые пушниной, рыбой, лесом и драгоценными металлами.

Одна из ярких страниц освоения Приамурья связана с именем Гантимура – предводителя нерчинских тунгусов, который в 1667 г. перешел в русское подданство, изменив китайскому богдыхану. Требование цинского правительства о выдаче мятежного вождя, обладавшего большими правами на амурские земли, не раз становилось камнем преткновения на русско-китайских переговорах, едва не послужив поводом для открытых военных столкновений. Однако Гантимур так и остался подданным русского царя, за что его сыновьям был высочайше пожалован княжеский титул.

Историю этого древнего рода проследили по архивным и печатным источникам сотрудники Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого РАН (Кунсткамера) – прямые потомки князей Гантимуровых. Рассказ иллюстрируют чудом сохранившиеся фотографии из семейного альбома начала XX в. и редкие фотодокументы из этнографического собрания музея

Семейные фотографии начала прошлого века оказались у авторов статьи случайно. Соседи подобрали альбом, выброшенный после смерти их родственницы в Иркутске, и переслали несколько снимков в Петербург. Нельзя с точностью сказать, кто на них изображен, известно лишь, что это представители княжеского рода Гантимуровых. Основателем его был Гантимур – предводитель тунгусских племен, сыгравший заметную роль в присоединении к Русскому государству амурских земель и ставший причиной пограничного конфликта между Москвой и Пекином.

Тунгусские племена, проживающие в бассейне р. Амур, до прихода русских не подчинялись ни одному соседнему государству. Но с середины XVII в., после того, как в Приамурье появились русские поселенцы, на эти земли началось наступление Цинской империи. По указу китайских правителей в Маньчжурию начали стягиваться войска, возводиться крепости. Малочисленные и разрозненные амурские племена оказались в центре борьбы двух могущественных государств. Часть дауров, эвенков, бурят и дючеров согласилась принять подданство России и платить ясак в русскую казну, другие, особенно сунгарийские дючеры, вступили в союз с маньчжурами.

Китайский цзолин

Князь Гантимур принадлежал Дуликагирскому роду эвенков и был уроженцем мест, где позже основали Нерчинский острог. С давних пор князья Гантимуровы возглавляли эвенков-нелюдов, которые составляли большинство местного населения. Согласно данным Б. О. Долгих, в 1689 г. их было около 5 600 чел. (Долгих, 1960). Кроме того, в подчинении Гантимуровых находились многочисленные роды пашенных дауров Верхнего Амура (Артемьев, 1994).

В 1656 г. эвенки во главе с Гантимуром сожгли Шилкский острожек, возведенный казаками на правом берегу Шилки против устья р. Нерча и откочевали на р. Наун (она же Науньцзян), на территорию Китая. А. Р. Артемьев полагает, что эти действия были вызваны крайней жестокостью Е. Хабарова, проявленной по отношению к аборигенам Приамурья во время походов 1649-1653 гг. (Артемьев, 1994).

Своеобразие русского колонизационного движения в Сибири заключалось прежде всего в том, что огромные территории с их малочисленным населением присоединялись к Русскому государству без применения значительных вооруженных сил (Яковлева, 1958). Нередко сибирские племена добровольно входили в состав сильного феодального государства, способного защитить их от набегов монгольских и маньчжурских ханов.
Главную роль в освоении больших пространств от Уральских гор до Амура и Тихого океана играли небольшие отряды казаков-землепроходцев и крестьяне-переселенцы. Вслед за ними приходила царская администрация, строились остроги и города.
В первую половину XVII в. были заложены Томск, Енисейск, Кузнецк, Красноярск, Илимск, Канский и Усть-Кутский остроги. В 1631 г. на притоке Ангары был построен Братский острог. В 1632 г. на среднем течении Лены сотник Бекетов основал Якутск, который вскоре превратился в крупный сибирский город, из которого русские отряды отправлялись дальше – в Приамурье и к Охотскому морю.
Во второй половине XVII в. строительство русских городов и острогов продолжилось. В 1648 г. вблизи Байкала появился Баргузинский острог, в 1652 г. был основан Иркутск, а в 1654 г. на притоке Шилки Афанасий Пашков основал Нерчинск, ставший основным центром русского влияния в Приамурье.
К приходу русских в бассейне Амура проживали различные племена охотников и скотоводов: эвенки, нанайцы, буряты, дауры, дючеры, натки, нивхи. По р. Онону и в верховьях рек Шилка и Аргунь жили монгольские племена; по всему бассейну Шилки кочевали эвенки; по левому берегу Амура, от слияния Шилки и Аргуни и до впадения р. Зея, жили дауры; вдоль Амура до р. Сунгари проживали дючеры, ниже по Амуру – нанайцы, а еще ниже нивхи (Долгих, 1952)

Цинские власти пожаловали Гантимуру высокий чин цзолина – четвертый по значимости в маньчжурских войсках. Годовое жалованье его составило 12 000 лан серебра и четыре коробки золота (Летопись города Иркутска, 1996). Гантимур находился в китайском подданстве до 1667 г. Когда цинская администрация попыталась заставить его воевать против русских у Кумарского острога, он вернулся в пределы русского Приамурья.

В Пекине за Гантимуром признавались большие права на амурские земли, и его уход был крайне неже-лательным для маньчжурских властей, поскольку создавал опасный прецедент. И действительно, вскоре примеру Гантимура последовали другие вожди – Туйдохунь, Баодай и Вэньду, имевшие равный с ним статус (Артемь­ев, 1994).

Цинские правители решили отбить Гантимура силой. В декабре 1669 г. шеститысячное войско маньчжуров скрытно приблизилось к Нерчинску. В грамоте, переданной нерчинскому воеводе Д. Д. Аршинскому, утверждалось, что уход Гантимура к русским был вызван несправедливым судебным решением, и ему предлагалось приехать в Пекин и решить этот вопрос (Артемьев). Однако выманить тунгусского вождя маньчжурам не удалось.

В декабре 1675 г. по пути в Китай в Нерчинске остановился царский посол Н. Г. Спафарий. Он сообщил Гантимуру, что царь не велел выдавать его цинским властям. На переговорах в Пекине еще раз прозвучало требование о выдаче Гантимура. Но, как удалось выяснить Спафарию, оно столь упорно выдвигалось маньчжурскими дипломатами лишь потому, что те были уверены в неисполнении его московским царем. Это могло служить хорошим предлогом для открытых военных действий против русских в Приамурье (Артемьев, 1994). В течение многих лет цинское правительство требовало от России выдать князя и членов его рода, настаивая на том, что он являлся подданным китайского богдыхана и занимал высокие посты, пользуясь доверием правителя, но потом изменил ему и перебежал к русским на Шилку (Яковлева, 1958).

Иннокентий Николаевич Шухов (1894-1956) – омский ученый-натуралист, охотовед, краевед, член Русского Географического общества. По заданию Музея антропологии и этнографии АН СССР в 1926 г. совершил поездку по Тарскому округу, проведя этнографические и антропологические исследования эвенков

В начале 80-х гг. XVII в. Гантимур с сыном Катанаем выразили желание принять православную веру. В 1684 г. они по указу царей Иоанна и Петра Алексеевичей были крещены. Гантимур получил имя Петр, а Катанай – Павел. В следующем году Петр, Павел и Чекулай Гантимуровы были направлены в Москву для представления царям. Но в пути князь Гантимур заболел и умер. Его с честью похоронили в Нарыме. А сыну его в Москве оказали небывалые для инородцев почести, допустили к царской руке, записали в дворяне по самому привилегированному, московскому списку.

Князья-заговорщики

В дальнейшем род князей Гантимуровых доблестно служил русской администрации в Нерчинске. На всю Сибирь славился он своим богатством. Однако в 60-х гг. XVIII в. его представители оказались участниками событий, связанных с действиями одного из самозванцев.

В 1763 г. на Нерчинский завод прибыла партия заключенных, среди которых был некто Петр Чернышов, солдат брянского полка, утверждавший, что он – чудом спасшийся император Петр III. Многие поверили ему, в том числе Алексей и Степан Гантимуровы. Они помогали ему деньгами, продовольствием и одеждой, обещали при первой возможности доставить в Санкт-Петербург.

С их помощью в июне 1770 г. Чернышев совершил побег, однако вскоре был схвачен. Генерал-майор В. И. Суворов, проводивший следствие, хотел допросить Степана Гантимурова, но князь категорически отказался явиться в канцелярию, взять же силой его было невозможно, поскольку тот вызвал с границ более ста тунгусов для своей охраны. В результате связь с самозванцем для Гантимуровых не имела никаких последствий (Артемьев, 1994).

Последний из князей

В январе 1998 г. в Брисбене (Австралия) скончался один из последних князей Гантимуровых – Владимир Иннокентьевич.

Он родился 11 июля 1906 г. в своей родовой столице, селении Князе-Урульга. Его отца, Иннокентия Иннокентьевича Гантимурова, в 1909 г. перевели в Заамурский округ Пограничной стражи, и семья переехала в Харбин.

В 1922 г. Владимир Гантимуров в возрасте 15 лет поступил в 1-й Кавалерийский полк 3-го корпуса генерала Молчанова, располагавшийся во Владивостоке. После взятия города большевиками он эмигрировал в Харбин. Пройдя курсы спортивных инструкторов при Христианском союзе молодых людей (ХСМЛ), он стал вести уроки по борьбе, боксу и фехтованию (Дмитровский). На Северо-Маньчжурской олимпиаде 1924 г. он получил титул чемпиона по боксу в легчайшем весе.

В 1925-1926 гг. Владимир Иннокентьевич служил в китайской армии, в отряде генерала Нечаева. В это время он познакомился со своим дальним родственником – полковником Николаем Петровичем Гантимуровым, князем Тунгусским, представителем старшей ветви рода. Николай Петрович много рассказывал молодому князю об их роде, и тот всерьез заинтересовался исследованием своей родословной.

«По ходатайству дворян Гантимуровых о безвозмездном отводе земельных угодий в Забайкальской области. 16 апреля 1899 - 2 июня 1905 г.» (РГИА, ф. 1274, оп. 1, д. 10, л. 1-10)

Докладная записка по вопросу о землевладении дворян Гантимуровых

«...В нынешнем столетии род Гантимуровых был признан в дворянском достоинстве, а затем некоторым из них разрешено титуловаться тунгусскими князьями. Начиная с 90-х годов к роду дворян и князей Гантимуровых ежегодно причисляется несколько лиц, и нет сомнений, что со временем будут признаны в дворянском достоинстве еще многие Гантимуровы, до сих пор не заботившиеся о своих сословных правах. В 80-х гг. при приведении в известность земель, расположенных на левой стороне рек Урульга и Нарин-Талачь, Гантимуровы, ссылаясь на помянутые документы, заявили о своих вотчинных правах на эти земли, тунгусы же жаловались на притеснения, испытываемые ими со стороны князей в пользовании угодьями. Отсюда возникло межевое дело, последовательно рассматривающееся Забайкальским областным правлением в 1881, 1883 и 1889 г.
Поземельные права Гантимуровых при этом не были выяснены, в устранение же постоянных столкновений из-за земли между Гантимуровыми и тунгусами, Областное правление решило впредь до выработки в установленном порядке новых оснований для поземельного устройства сибирских инородцев, уничтожить повод для споров путем выделения к одним местам земель для пользования инородцев.
Ввиду этого все приведенные в 1881 г. в известность земли, состоявшие в пользовании Гантимуровых и тунгусов селений Князе-Урульги, Князе-Берегового и Княже-Поселья и улусов Нарын-Талачинского и Батурского площадью в 61 145 десятин, были распределены следующим образом: Гантимуровым выделена дача единственного владения в 34 280 десятин, тунгусам в 1883 г. указано в даче, площадью всего 24 034 десятин; находящиеся же при селениях Князе-Урульгинском, Князе-Береговом и Княже-Поселье усадебные места (2 831 десятин) оставлены в общем владении князей и тунгусов.
‹...› Землепользование предков Гантимуровых, да и их самих до недавнего времени находилось в таких же условиях, как и землепользование прочих насельников края. При земельном просторе они легко могли занимать где хотели и сколько им нужно было свободных земель, причем имели пред другими лицами еще особое преимущество, так как могли притязать и на уже законные площади, если на последних сидели или кочевали подчиненные им тунгусы Нерчинских родов. Поверенный Гантимуровых указывает в прошлом своем, что до 50-х годов сего столетия, у его доверителей не было поземельных споров с тунгусами. Следовательно, местным властям не было причины вмешиваться в поземельные отношения Гантимуровых. Единственным случаем, когда при подобном положении вещей Гантимуровым представилась бы необходимость предъявить свои права на землю, могло бы быть только генеральное межевание. Но последнего в крае не было.
‹...› Если бы генеральное межевание своевременно коснулось Сибири, то за Гантимуровыми, быть может, были бы зачислены вотчинные земли их предка. Мало того, их собственностью были бы признаны и те земли, которые на поместном праве предоставлялись отдельным служилым людям их рода. До нас дошел один лишь только указ Нерчинской воеводской канцелярии 1765 г. об отводе двум князьям покосов и скотского выпуска в оклад. Но тем же князьям так же должны быть отведены и пашенные земли. Из последних, собственно, как было выше сказано, и составляется оклад. Кроме названных князей были и другие служилые люди из Гантимуровых, и им должны были в разное время в течение прошлого века делаться отводы, для службы с земли. Следов от этих отводных не сохранились. ‹...› С 1714 г., времени издания указа об единонаследии, формально прекратилась раздача поместий, а с 1736 г. таковая и фактически была прекращена. Далекая Забайкальская окраина однако продолжала жить старыми московскими порядками – служилые люди продолжали верстаться по окладам. Но и здесь должен был бы, наконец, наступить момент превращения поместий в вотчины. Этим моментом явилось бы генеральное межевание. Ввиду же отсутствия последнего и поместные земли, благодаря тем же вышеуказанным особым условиям, в которых находилось местное землевладение, исчезли в общей массе земель, вообще занятых населением без определенных на них документальных прав.
Все приведенные соображения побуждают признать за родом дворян и князей Гантимуровых нравственное право на получение земель при предстоящем земле­устройстве области.

Справка о дворянах Гантимуровых

Среди тунгусов восточного Забайкалья имеется группа лиц, разнящихся как по происхождению своему, так и по особенному своему правовому положению от других инородцев края. Эта группа лиц – тунгусские князья Гантимуровы. Они происходят от китайского выходца князя Гантимура, вступившего в 1667 г. с улусными людьми своими в русское подданство и вскоре принявшего крещение.
В 1890 г. Правительствующий Сенат впервые признал Гантимурова в дворянском достоинстве и с тех пор к дворянскому роду их официально причислено 10 человек, остальные же члены фамилии еще не признаны дворянами. Гантимуровы проживают в Урульгинском ведомстве, наследственным главой которого признается старший в роде Гантимуровых. Их насчитывается всего 32 хозяйства с 109 душами мужского пола. Большин¬ство Гантимуровых (26 хозяйств с 83 душами мужского пола) жительствуют в пределах Урульгинской управы, остальные лишь недавно поселились в Кужертаевской управе.
По образу жизни Гантимуровы мало чем отличаются от оседлых инородцев Урульгинского ведомства. Но некоторые представители рода, которых не коснулось местное исследование, имевшее дело только с сельским населением, перешли к городскому образу жизни. Так известно, что один Гантимуров служит в г. Чите в Забайкальском областном правлении. Есть Гантимуровы, проживающие вне пределов Забайкалья. В числе лиц, зачисленных в дворяне, значится Гантимуров, жительствующий с семьей на Иркутском солеваренном заводе.
До 1881 г. Гантимуровы владели землями сообща с тунгусами селениями Княже-Урульгинского, Княже-Берегового, Княже-Поселья и улусов Нарын-Талачинского, Батурского и Кужуртаевского, имея дачи единственного пользования. В силу обычного права князья являлись фактическими распорядителями земель в местах своего жительства и имели большое влияние на распределение их по угодьям между простыми тунгусами, оставляя подчас в своем владении лучшие места. Но с падением устоев патриархального быта такие порядки стали вызывать неудовольствие среди тунгусов, и областное правление распорядилось в 1881 г. вымежевать дачу единственного пользования князей (34 000 десятин)...
При предстоящем землеустройстве края Гантимуровы, являющиеся единственными исконными местными дворянами, по-видимому, должны быть выделены и в отношении обеспечения их землей из общей массы оседлых инородцев.
У самих Гантимуровых сильно развито сознание своего исключительного среди инородцев положения, как ввиду тех услуг, которые предки их не раз оказывали русскому правительству при покорении края и охране его границ, так и признания сих заслуг правительством, жаловавшем предков их в разное время в стольники и дворяне по московскому списку и иные служилые звания, с назначением денежного и хлебного жалованья (указы 1710 и 1765 гг.).
Все указанные обстоятельства приводят к тому заключению, что при предстоящем землеустройстве края Гантимуровым следовало бы предоставить земли на правах собственности; что же касается до земельного фонда, из которого возможно было бы выделить им особое имение, то таковым могли бы послужить как земли, состоящие на снятой в 1881 г. даче единственного их пользования, так и те, близлежащие к местам их жительства в Урульгинской управе земли, которые окажутся свободными за наделением других инородцев.

Извлечение из определения Правительствующего Сената по Департаменту Герольдии от 11 июня 1890 г. по делу о дворянстве рода Гантимуровых

Приказали: усматривая из дела, что выходцы из Китая Гантимур и сын его Катанай были крещены в православную веру, причем первому дано имя Петр, а последнему Павел; что по грамоте царей Иоанна и Петра Алексеевичей 16 марта 1685 г. Павла Гантимурова за принятие крещения и услуги, оказанные его предками, велено писать по Московскому списку во дворяне, засим грамотою Великого Государя царя и Великого князя Петра Алексеевича 30 декабря 1710 г. по челобитной дворян князей Лариона и Лазаря Гантимуровых о пожаловании их, за службу деда их Гантимурова, по окрещении Петра, и отца Катаная, по крещению Павла, из коих, как сказано в сей грамоте, после князя Павла Гантимурова осталась жена княгиня Мария, они, просители князья Ларион и Лазарь, и дети их: князя Лариона – князья Андрей и Алексей – велено князю Лариону дать в вотчину земли где приищет, излишнее перед дворянскими дачами, и писать их, князей Лариона и Лазаря, стольниками, с добавкою поместного и денежного окладов; что происхождение от князя Андрея Ларионова Гантимурова сына Федора, от его сына – Ермолая, от него – Василия, имевшего чин 14 класса, от сего сына Диодора, состоявшего на службе и от последнего и жены его, Александры Капитоновой сыновей Александра и Святослава доказывается родословною, удостоверениями чиновников, приговорами представителей тунгусов и метрическими свидетельствами. Правительствующий Сенат руководствуясь Св. зак. 1876 г. т. IX зак. сост. 39, 54, 60, 61, 62, 263, 273, 275, 1111, определяет: признать Диадора Васильева Гантимурова с сыновьями его, Александром и Святославом, в древнем дворянстве с правом на внесение в шестую часть дворянской родословной книги, выдать ему в том свидетельство, о чем, для объявления просителю, с возвращением документов по жительству его Иркутской губернии и уезде, на Иркутском солеваренном заводе послать указ Иркутскому Губернскому Правлению».

В 1930 г. он переехал в Шанхай, где получил образование инженера-электрика. После этого он работал в разных фирмах, основал даже свою собственную земельно-техническую контору. В 1944 г. князь Гантимуров был избран в Эмигрантский комитет как представитель правления Российской спортивной федерации.

После смены политического режима в Китае В. И. Гантимуров в 1952 г. переехал в Австралию. Последние годы жизни он занимался приведением в порядок документов и материалов по родословной князей Гантимуровых, исследованием китайских источников.

А. Р. Артемьев в своей статье «России верное служение. (Род князей Гантимуровых)» упоминает также о некоем Н. И. Гантимурове, участнике русско-японской войны, который был описан как один из персонажей романа А. Н. Степанова «Порт-Артур». Впоследствии он был участником Белого движения на Дальнем Востоке, затем уехал в Харбин, где основал «Союз мушкетеров». В 1930 г. этот человек переехал в Шанхай для работы в «Союзе младороссов» и был инструктором общества «Сокол», а с 1932 г. работал в китайской электрической фирме (Артемьев, 1994).

В своей работе Артемьев приводит достаточно полные данные о потомках Гантимура вплоть до 30-х гг. XX в. Однако от внимания исследователя ускользнула информация о Диадоре Васильевиче Гантимурове из Иркутска, о котором идет речь в публикуемых архив­ных материалах и который, по всей видимости, является прадедушкой М. Ф. Хартанович. У его дочери, Прасковьи Диадоровны (Федотовны), в замужестве Золотухиной, было семеро детей, трое из которых после войны проживали в Ленинграде, в том числе и Анна Георгиевна – мама и бабушка авторов статьи.

Вконце XIX в. во время переписи населения Забайкальского края представителям рода князей Гантимуровых пришлось подтверждать свое право на дворянство и полагавшиеся им с XVII в. земли.

В публикуемых документах, хранящихся в Российском государственном историческом архиве, дается последовательная картина жизни одного из тунгусских родов, сыгравших когда-то значительную роль в при­соединении Приамурья к русскому государству.

Литература

Артемьев А. Р. России верное служение. (Род князей Гантимуровых) // Забытые имена. История Дальнего Востока России в лицах. Владивосток, 1994. Вып. 1.

Дмитровский Н. Памяти князя В. И. Гантимурова // Восточный базар, 1999. № 17, август.

Долгих Б. О. Расселение народов Сибири в XVII в. // ¬Советская этнография. 1952. № 3.

Долгих Б. О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. // Тр. Ин-та этнографии. Нов. сер. 1960. Т. 55.

Летопись города Иркутска XVII-XIX вв. Иркутск, 1996.

Любимов С. В. Титулованные роды Российской империи: Опыт подробного перечисления всех титулованных российских дворянских фамилий, с указанием происхождения каждой фамилии, а также времени получения титула и утверждения в нем / Гос. Публ. Ист. Б-ка России. М., 2004.

Русско-китайские отношения в XVII веке. М., 1969. Т. 1.

Яковлева П. Т. Первый русско-китайский договор 1689 года. М., 1958.

Названия эвенкийских родов довольно многочисленны; пока из различных источников и расспросов их выявлено более 200. Большинство из них позднейшего происхождения и связано с небольшими группами эвенков. Ряд названий отмечается среди большинства тунгусо-манчжурских народностей; часть этих названий встречается и среди народностей других языковых групп. Рассмотрению некоторых названий, эвенкийских родов и посвящается наша статья.

Этимологизирование названий и объяснение происхождения их мы имеем как со стороны самих носителей, так и со стороны исследователей. Носители позднейших по происхождению названий рассказывают предания о происхождении рода, вскрывая тем самым и их значение. Это характерно для эвенков бассейна Енисея. Другие, по традиции, установившейся в данном районе, пользуясь сходством названия со словами современного языка, создают этимологические предания и мифы. С этим явлением мы встречаемся в ряде мест и особенно среди тунгусских народностей бассейна Амура, где постоянно происходили мелкие передвижения и смешения родов.

Исследователи обычно разлагают названия на корни и суффиксы, сопоставляют последние с суффиксами современного языка и строят выводы об историческом расселении племен . С рассмотрения названий с морфологической точки зрения начнем и мы. Все названия могут быть разделены на две группы: 1) состоящие из двухслогового корня, 2) состоящие из корня и суффикса принадлежности к родовой организации. Первые в большинстве случаев оканчиваются на гласный звук, например: Бута , Кему , Кима , Чемба , Чолко и др. Первоначально наиболее древние из них оканчивались на —н (опускание и сохранение конечного н корня и суффиксов широко распространено в языках алтайских народов). Это явление прослеживается на одном и том же названии, записанном в разное время. Например: Черду н’ский, а с переходом конечного —н в йот перед полным исчезновением его — Чердуй ’ский (перепись 1897 г.) и, наконец, с опущенным конечным —н и с суффиксом мн. ч. —т . Черду-т’ ский. Донго — родовое название, распространенное на правых притоках р. Олекмы (мн. ч. Донго-л ), но наряду с этим встречается вариант Донгой (мн. ч. Донгои-л ) и вариант с более ранним суффиксом мн. ч. — Донго-т . Название тунгусского племени Килен одновременно употребляется и в усеченной форме - Киле . Шаман’ ский род отмечен в XVII в.; при наращении суффикса принадлежности к родовой организации конечный —н опустился - Шама (н) + гир но в среду нанаев это название попало в форме мн. ч. Сама-p (суфф. —р добавляется только к словам, оканчивающимся на —н , заменяя последний). В ряде случаев мы имеем одно и то же название без суффикса и с суффиксами при- {35} надлежности к родовой организации, например: Инган’ ский и Инга + кин ’ский, а также Ингар + гир (один из притоков Нижней Тунгуски), Шолон’ ский и Соло + гон . Некоторые из названий сохранили конечный —н и сохранились без суффиксов принадлежности к родовой организации, например: Эдян ~ Эджан, Делян ~Джелан, Докан и др.

Вторая группа названий с суффиксами принадлежности к родовой организации может быть подразделена по типу суффиксов на три подгруппы: 1) названия с наиболее ранним суффиксом, который вначале добавляется к племенным и родовым названиям, позже в ряде языков превратился в суффикс мн. ч., а именно, суффикс —т (-д ) . В настоящее время суффикс —т в сознании носителей уже не имеет никакого значения, и множественное число таких названий образуется путем добавления суффикса, употребляемого в языке. Например: Булдэ + т , мн. ч. Булдэ + т-ы-л ; Бранга + т , мн. ч. Бранга + т-ы-л ; Донго + т , мн. ч. Донго + т-ы-л . К этой же подгруппе можно отнести и названия с суффиксом —р или —л . Хотя эти суффиксы и бытуют в языке как показатели мн. ч., но в родовых названиях они утеряли свое значение и слились с основой. Например: Де + р , Дже + р , мн. ч. Дже + р-и-л : Эгдырэ + л (иногда: Эгдылэ + р ), мн. ч. Эгдырэ + л-и-л (Эгдылэ + р-и-л ); Дало + р , мн. ч. Дало + р-и-л .

Вторая подгруппа названий имеет суффикс принадлежности к родовой организации —ки (мужчина), —кшин ~ —шин (женщина). Названия с этим суффиксом сохранились на окраинах территории, занятой тунгусо-манчжурскими народностями. Среди эвенков - к западу от Енисея и в районе Подкаменной Тунгуски (нижнее течение) (Бая + ки , Бая + кшин ); единичные случаи отмечены в Забайкалье (Няма + син’ ский, Уля + син’ ский). В XVII в.- в районе р. Охоты (Челю + шир’ цы, Инга + кин’ ский, Баи — шен’ ский). На северо-востоке - среди эвенков и ламуто-юкагиров (Баи + шен ’ский), на востоке - среди ульчей и ороков (Бая + у + ксе-ли , Огды + мсое + ли ).

Третья подгруппа названий имеет суффикс принадлежности к родовой организации —гин || —ган (мн. ч.- более ранние формы: —гир , —гар , а более поздние и в массе - современные: —гир-и-л , гар-и-л ). Суффикс —гин как и суффикс —кшин , первоначально выражал принадлежность к родовой организации женщины, что и сохраняется у отдельных групп эвенков по настоящее время. Например: Бая + ки «мужчина из рода Бая», Бая + кшин «женщина из рода Бая», Кима «мужчина из рода Кима», Кима + гин «женщина из рода Кима» (мн. ч. Бая + ки-л , Бая + кшир , Кима-л , Кима-гир ). Но в преобладающем большинстве названий мы имеем суффикс —гир , в котором конечный —р уже не осознается как показатель мн. ч. Поэтому следует дальнейшее, вторичное наращение суффиксов. Например: Путу + гир «мужчина из рода Путу-гир», а не Путу , как было раньше, и Путу + ги-мни ~ Путу + ги-мнгу «женщина из рода Путугир» (мн. ч. в таких случаях - Путу + гир-и-л , Путу + ги-мни-л ). Суффикс —ган (мн. ч. —гар ) является синонимом суффикса —гин . Например: Нина + ган , Соло + гон , Уя + ган , Нюрма + ган’ ский и др.

На суффиксе —ган следует остановиться. В современном языке такой же суффикс имеет значение признака по местожительству; например, аги-ган «таежный житель», бира-ган «приречный житель», «поречанин». Этот момент давал повод к объяснению ряда названий: Эдян < Эди + гэн «низовской», Дол + ган «со среднего течения», Соло + гон «верховской». Дальше эти названия связывали с рекой, где в какое-то историческое время проживали носители этих названий (правда, всех трех {36} пока ни на одной реке не отмечено). Объяснять суффикс —ган из современного языка, как нам кажется, нельзя. Названия, включающие его, встречаются, во-первых, в самых различных местах, во-вторых, и в иноязычной среде. В частности, этнонимы с суффиксом ган || —гон || —гун отмечаются среди монгольских и тюркских народностей (как с суфф. мн. ч. —т ~ —д , так и без него).

Бул + га + т - название группы северных бурят. «Большинство бурятских родов ведет свое происхождение от двух братьев: Булгата и Ихирита» . Буда + ган - название рода очеульских бурят . Була + га + т - название рода баргузинских бурят; Бар + гу + т Манк + гу + т - старый отпрыск монгольского рода Кият-Борджи-гин . Епке + гу + т - название монгольского рода . Хата + гин ~ Хата + кин - племенное название монгол . Среди якутов мы имеем: Боро + гон’ ское - племя, жившее по pp. Татта и Амга в XVI в.; Малья + гир’ ская, Мен + гин’ ская - волости, отмеченные в XVII в . Среди алтайцев отмечено родовое название Кер + гил . Перепись 1897 г. отметила в Ачинском районе тюркское название Баса + гар .

В подтверждение того, что эти окончания названий родов в разных языках выражают одно и то же, приводим аналогии в других случаях в словообразовании:

Наличие подобных фактов в языках позволяет относить происхождение суффиксов принадлежности к родовой организации —гин , —ган к периоду тунгусо-монгольских связей. В тунгусоязычной среде названия с суффиксом —гин , —гир преобладают и имеют широкое распространение (у эвенков, эвенов, негидальцев, солонов), но наряду с этим встречаются и названия с суффиксом —ган .

Наличие в тунгусоязычной среде двух типов выражения принадлежности к родовой организации (-кшин и —гин ), а также сохранение названий с суффиксом —кшин на окраинах и, наоборот, широкое распространение названий с суффиксом —гин , —гир говорит о том, что они первоначально были характерны для двух племенных групп: суффикс —кшин для западной, прибайкальской, говорившей на ш — диалекте , суффикс —гин - для восточной, забайкальской, говорившей на с -диалекте.

Этим объясняется и тот факт, что мы имеем два синонимичных суффикса —гин и —ган в эвенкийском языке. В Забайкалье (начиная с железного века) происходили смены племен и связей между тунгусскими, тюркскими и монгольскими племенами. «Самою плодородною полосою нагорья была северная местность по рекам Селенга, Толе и Орхону, - пишет Д. Позднеев; - сюда всегда стремились сильнейшие из кочевни- {37} ков, здесь происходили и важнейшие битвы. Понятно, как часто возникали из-за него племенные междоусобные войны» .

Тунгусские племена с -диалекта жили по соседству с районом, где в течение многих веков менялись тюркские и монгольские племена. Это соседство не могло быть без связей как языковых, так и других. Связи отразились не только в языках, но и в общих родовых названиях и, как мы видели выше, в общем суффиксе принадлежности к родовой организации.

Значение принадлежности женщины к родовой организации, сохранившееся до нашего времени в говорах отдельных групп эвенков, и выражение его суффиксом —гин (кима + гин букв. «кима + женщина») позволяет обратиться к работе Н. Я. Марра , в которой он анализирует шумерское слово geme → gem «женщина», «девушка». «И вот сванское ke l мы имеем в полном виде в шумерском kel (пишется kiel) в значении «женщина» с озвончением k → з и с утратой плавного в виде в составе скрещенного ge + m’e «женщина»; ближайшее соответствие этому термину он находит в языке енисейских остяков-кетов qem ↔ qi m .

Если Н. Я. Марр в указанном корне (ge↔gl ) с утратой плавного в исходе видит слово «женщина» яфетических, шумерского и кетского языков, то —гин эвенкийского языка в значении «женщина» имеет и «плавный в исходе». Сохранение этого элемента в языках различных систем и различных исторических периодов - не случайное совпадение звучаний, поскольку имеются не только значительное количество слов, но и морфолого-синтаксические явления, общие по выражению и по значению. Этот факт говорит о глубокой древности появления суффикса —гин || —ган , первоначально бывшего самостоятельным словом в значении «женщина».

Рассмотрим современные родовые, раньше племенные названия, которые обычно толкуются как «низовской», «со среднего течения», «верховской», а именно - названия эден ~ эджен , долган || дулган , солон .

Эден ~ эджэн ~ эджан - название эвенкийского рода, распространенное на территории Якутии и Дальнего Востока (Приамурье, Охотское побережье и о. Сахалин). Эжан’ цы неоднократно упоминаются в отписках казаков XVIII в. Это название на указанной территории впервые упоминается в XII в. При первом джурдженском императоре Агуде Охотское побережье заселяли дикие люди эжень . Среди долган и эвенов (ламутов) Эдян ~ Эжан - одно из наиболее распространенных родовых названий. Сами долгане объясняют его следующим образом: братья разделили птицу; съевший голову дылма стал называться кил-магир , съевший бока эджекей стал называться еджен , съевший мышцы живота дуланг стал называться дулган . Они и дали начало названиям этих родов .

Надо отметить, что в эвенкийской среде широко распространен сюжет деления птицы и ее оперения между братьями при выделении членов рода в самостоятельные роды. В каком-то случае названия частей птицы, вероятно, и были основами для образования названий новых родов. Но в данном случае мы имеем только готовый сюжет, приуроченный к объяснению происхождения рода.

Среди нанаев имеется род Одзял (нанайскому языку свойственно опускание конечных сонантов в общетунгусских словах; —л , суффикс {38} мн. ч. Одзя + л ). Этот род родственен ульчскому роду Удзял. Ульчи относят происхождение этого рода к гольдам . Исследовательница нанаев Липская связывает происхождение его и рода Хэдзен с эжень ‘ской группой джурдженей. Среди орочей самый большой род Копинка - сородичи гольдского рода Оджал . Среди манчжур - Убяла - многочисленный род, место происхождения которого Широкогоров относит к Нингуте. Манчжуры отмечают многочисленность представителей этого рода среди корейцев и китайцев .

Таким образом в тунгусо-манчжуроязычной среде мы имеем этноним эджэн почти на всей территории расселения их, за исключением таежной зоны бассейна Енисея. Указание на то, что ульчский и орочский роды вышли из нанайской среды, говорит о более позднем формировании указанных племен. Отсутствие этого этнонима на территории таежной зоны Енисея, упоминание его в XII в. на территории Охотского побережья, наличие его среди манчжур и нанаев говорит о появлении его на территории между Байкалом и Охотским морем, иными словами на территории с -диалектов древнетунгусского языка, которые были тунгусской основой всех языков тунгусо-манчжурской группы бассейна Амура. Но распространение его не ограничивается только тунгусоязычной средой. Мы встречаем его среди монгольских и тюркских народностей. Уцзен - одно из племенных названий монголов. Буссе считает уцзен ‘ов «монгольским племенем, вошедшим в состав нерчинских тунгусов под предводительством князя Гантимурова . Вопрос о родах, объединяемых Гантимуром, еще не выяснен. На западе у монголов Сань-чуана, смежного с Тибетом, отмечено самоназвание эджен . Сань-чуаньцы окрестностей г. Боу-нань называют себя эджени кунь и кочжани кунь (буквально «эджени люди» и «коджани люди»). Шираегуры называют себя эджени монгол , буквально «эджени монголы». А. О. Ивановский сближает язык широнголов с языком дагуров, представляющих собой омонголившихся эвенков . В монгольском эпосе этноним эджен и эдзен входит в состав собственного имени Эдзен-Богдо, под которым в сказаниях иногда выступает Чингиз-хан .

Таким образом в монголоязычной среде мы имеем этот этноним на окраине и в эпосе, связанном с завоевателем Чингиз-ханом. Оба факта говорят о древности появления его в монголоязычной среде. Замечания А. О. Ивановского о языке широнголов не противоречат истине. Дагуры - это группы тунгусских родов, слившиеся с монгольскими и по языку омонголившиеся. Кроме того во время манчжурской династии в район б. Китайского Туркестана и в Илийский край были выселены для охраны границ знаменные войска, по составу дагуры, солоны и онгкоры. Записи языка онгкоров Илийского края, произведенные Муромским в экспедиции Клеменца в 1907 г., дают образцы одного из говоров эвенкийского языка, сохранившего значительно больше общностей, чем язык солонов Монголии, называющих себя эвенками. Язык онгкоров только испытал на себе влияние фонетики и лексики соседних языков. Эти моменты позволяют предполагать, что в состав монголов саньчуанцев и широнголов вошли представители древнего тунгусского племени эджен .

В тюркоязычной среде мы встречаем этноним езер в XVII в. на территории киргизов (верховья Енисея): одно из четырех княжеств (племен) по левую сторону Енисея было езер’ское . А китайские источники называют племя эджи - один из дулгасских аймаков на восточной стороне оз. Косогол в районе истоков Енисея. Бартольд относит это племя к туркам .

Первое упоминание китайскими источниками этнонима удзен относится к V-VI вв. Это название заменяет более раннее илоу . Его пробовали сопоставлять с вэдзи «жители лесов и кустарников». Удзи и мохэ по тем же источникам происходят из «царства Сушень». Они жили родовым бытом и занимались преимущественно охотою и рыболовством. Жилищем им были ямы с выходом кверху. По Иакинфу удзи - уги , их называли также мохэ . Их было всего семь поколений, расселенных на территории бассейна Амура.

Преобладающее распространение этнонима эджен ~ удзин среди тунгусо-манчжуроязычных народностей, начиная с VII в. и по настоящее время, вероятное вхождение древних тунгусов, носителей этого названия, в среду монголов (сань-чуаньцы и широнголы), наличие его среди тюркских народностей, связанных исторически с территорией, смежной с Забайкальем и верхним Приамурьем, позволяют относить появление его к тунгусоязычной среде, откуда он проник и к тюркам Саянского нагорья в виде отдельных групп тунгусов эджен . Это подтверждается и фактами языка . Этот этноним несомненно древний, и нельзя объяснять его из данных современных языков.

Перейдем к рассмотрению второго этнонима, имеющего в корне дул || дол , дун || дон . Он сохранился среди следующих народностей: Дол + ган - название эвенских (ламутских) родов, вероятно, племени на территории Якутии и Дальнего Востока (Камчатка); Дул-у + гир - название эвенкийского (тунгусского) рода на территории Забайкалья и северо-восточной части Монголии; Дул-а + р ~ Дул-а + т - название эвенкийского (тунгусского) рода в Забайкалье (Читинская обл. 1897 г.); Дул-а + р - название солонского рода - эвенки Монголии; Дол + ган || Дул + ган - название оякученной группы эвенков в Таймырском округе; Дун + нга , Дон + ма-л , Дунна + гир - название эвенкийских (тунгусских) родов в Забайкалье (pp. Нерча, Витим, Тунгир) и в Приамурье; Дон + нго - название одного из долганских родов в Таймырском округе; Дон + ка(н)- название нанайского (гольдского) рода; Дуон + ча - название ульчского рода.

Таким образом этноним с корнем дол || дул распространен в тунгусоязычной среде на территории северной Якутии, Камчатки и на территории бассейна Амура и Забайкалья. Среди оякученных эвенков мы имеем этот этноним на западе — в тундрах Таймырского округа (надо добавить, что эвенки, ставшие оякученными долганами, пришли с Лены); на юге мы встречаем его на территории Монголии. Этноним с корнем дон || дун распространен от Забайкалья по Амуру на восток и на севере - в Таймырском округе.

В иноязычной среде мы имеем следующие названия родов: Дон + кур - название танну-тувинского рода в районе Кобдо; Тон + га + т - название сойотского рода .

В исторических источниках этноним с корнем дул упоминается с {40} II в. Н. А. Аристов, на основании именника болгарских князей, считает, что род Дулу , существовавший до н.э., во II в. вместе с гуннами откочевал из нынешней западной Монголии в Киргизскую степь. «А после распадения царства Атиллы Дулу стали во главе той части болгар (союза гуннских отуреченных финно-угорских племен), которая основала болгарское царство за Дунаем». В V в. китайские источники упоминают дулу в числе гао-гюйских племен под именем тулу в западной части Монголии между Тянь-Шанем и Монгольским Алтаем. В VII в., по предположению Н. А. Аристова, «род Дулу первенствовал между тюркскими родами» . В VI в. было уже два племени Дула ~ Тулэ и Дулга . В 551 г. тулэ ’ский старейшина пошел войною на жужаней, но дулга + с ’ский князек Тумынь разбил его в дороге и покорил весь аймак в 50000 кибиток . В конце VI в. земли племен, объединенных под названием дулга ~ тулга , простирались от песчаной степи до Северного моря; дулгас’ цы были скотоводами-охотниками . В VII-VIII вв. они двинулись в бассейн Байкала и вытеснили оттуда аборигенов . Потомки дулга вошли в образование монголов, джагатайцев, узбеков и казахов . Племя Дулу и Нушеби в VI в. жило в Восточном Туркестане по соседству с Западным тюркским каганатом . В XVI-XVII вв. часть дулат’ ов под именем долог ~ дологот подчинена джунгарам, а в 1832 г. Дулат ‘ ы - Тулат ‘ы составляли одно из поколений усунь.

В итоге нашего обзора приходим к следующему выводу: этноним с корнем дул || дол упоминается с перерывами, начиная с II в. по XIX в., на территории степной и пустынной зон Центральной Азии, следовательно, появление его относится к глубокой древности. Н. А. Аристов относит происхождение его к Алтаю. Потомки племен Дулга и Дулу вошли главным образом в состав тюркских и монгольских народностей . В эвенкийской среде названия Дулугир , Дулар и другие отмечаются в отдельных случаях. Распространение всех этнонимов в тунгусоязычной среде связано с территорией на восток от линии Лена - Байкал, Но наличие этнонима долган || дулган в тундрах Якутии, на запад и на восток от них, среди народностей, уже отделившихся по языку от эвенков, позволяет считать, что данный этноним в отдаленном прошлом вошел в тунгусоязычную среду с юга. Сама территория его распространения (Приамурье и Якутия и отсюда дальше) позволяет думать, что он появился в тунгусоязычной среде на территории Забайкалья вместе с носителями его. Для того, чтобы долган ‘ы, став эвенками, ушли на север, где, ассимилировав аборигенов и соединившись с другими группами древних эвенков, дали начало племени с новым - эвенским - языком, потребовалось немало веков. Эти факты, как мы полагаем, достаточно ясно показывают, что объяснять название долган из эвенкийского языка, как «житель со среднего течения реки», никак нельзя.

Третий этноним солон , объясняемый обычно, как «верховской житель», отмечен преимущественно среди тунгусских народностей.

Эвенки. На территории Якутии и прилегающих с юга районов в росписи рек 1640- 1641 гг. отмечена Шелонская волость (р. Витим, р. Мая). На Охотском побережье по р. Мотыхлее и на юге у р. Селимба {41} в это время также жили группы эвенков Шелон ’ов. К XIII в. относятся и сведения китайских источников. Группа Солон’ ов (эвенков) обитала в северной части Манчжурии и по pp. Зея, Аргунь. В 1639 г. китайское правительство перевело их на р. Нонни. В это время оно организовало из солон и дагур ’ов знаменные войска, назначением которых была охрана границ. Для этого китайское правительство расселило их по всей северной и западной границе, и отдельные группы солон и онгкор-солон’ ов оказались в б. Китайском Туркестане и в Илийском крае. Значительная часть их окитаилась или омонголилась, но часть их сохранила свой язык. Отдельные группы солон (бухта-солоны) остались охотниками и сохранили свой язык .

Позже, в 1897 г., перепись зарегистрировала Шологон’ ский род на р. Вилюе. Оставив на Лене, в районе Киренска, некоторое число своих, эти эвенки перешли на истоки Алдана, Амги и Батомы. Кроме того, перепись зарегистрировала их на р. Мархе в Якутском округе. Шренк застал солон’ ов на правом берегу Амура , а при Миддендорфе, несколькими годами раньше, они жили на р. Зея. В наше время представители рода Солон + гор живут по притокам Олекмы (Тунгир, Нюкжа) и Зеи. Путешественники-китайцы в 1712 г. отметили солон ‘ов между Енисейском и Иркутском.

Эвены. В Верхоянском районе на pp. Томпо, Син и Мат живут эвены из рода Шологон (по Распветаеву).

Тюрки. Перепись 1897 г. отметила среди минусинских тюрок название коренного рода Шоло + шин’ ский .

Монголы. Та же перепись отметила среди бурят Балаганского округа Шоло + т’ ский род.

Таким образом этноним солон ~ шолон распространен главным образом среди эвенков, откуда он попал к эвенам Верхоянского района.

В тунгусоязычной среде солон, подобно предыдущему этнониму, отмечен к востоку от линии Лена - Байкал, преимущественно на территории Манчжурии и Монголии. Эти факты позволяют соглашаться с объяснением китайских источников, которые выводят солон’ ов из Забайкалья. Эти же источники считают их потомками киданского рода хамны- ган ~ камныган . По Жербильону, солон’ ы считают себя потомками нюй-чжи. Они после поражения нюй-чженов монголами (1204 г.) спаслись в Забайкалье. Жербильон дал начало толкованию этнонима солон, как верховской (от соло «двигаться вверх по реке») . Эти факты показывают, что этноним солон появился в тунгусоязычной среде в районе к востоку от Байкала. Возможно, это было одно из племен с -диалекта Проникновение группы солон’ ов на север (тайга Якутии) и дальше к эвенам имело место задолго до прихода русских и, вероятно, до прихода тюркоязычных племен на территорию Якутии. Последние вытеснили их с Лены, и к приходу русских остались лишь небольшие группы на pp. Витим, Марха, несколько позже у Киренска на Лене и на Вилюе, основная же масса была снова вытеснена на юг (по Витиму и Олекме) к Амуру. Сородичи же их, оставшиеся на территории Манчжурии и Монголии, сохранились до нашего времени под названием солон’ ы, онгкор-солон и бухта-солон и с самоназванием эвенки. В среду бурят и минусинских тюрок этноним солон попал из эвенкийской среды, возможно, в период, когда эвенки ш -диалекта, в среде которых развился суффикс принадлежности к родовой организации –кшин ~ -шин , зани- {42} мали таежную зону между Енисеем и Байкалом к югу от Ангары и по соседству с Минусинским краем. Иначе не объясняется название коренного рода минусинских тюрок Шоло + шин’ ский.

Мы рассмотрели три этнонима, которые так легко объяснять из современного языка и переводить словами «верховской», «среднеприречный» и «низовской». Рассмотрим еще несколько родовых названий, распространенных не только в тунгусоязычной среде.

1. Бая ~ бай . Родовые и племенные названия с указанным корнем имеют широкое распространение у народов Северной Азии. Сведенные в таблицу, они дают следующую картину:

Название рода, племен	Народность	Место	Время
Бая + ки , Бая + кшин , Бая + гир (род)	эвенки	территория Енисея по всей территории эвенков	современность
Баи + шин’ ы, Бая + ки (род)	эвены (ламуты), юкагиры	Верхоянский р-н, Охотское побережье	современность и в XVIII в.
Бая + усе + ли (род)	ульчи, ороки	низовье Амура, Caxалин	современность
(уланка) <- Бая (род)	орочи, нанап	побережье Татарского пролива	»
Бая + ра (род)	манчжуры	Манчжурия	»
Баи + л (род)	гиляки	низовье Амура	»
Баи + т ‘ы, Бая-у + д (племя)	монголы	западная часть Монголии	»
Баян + дай (род)	буряты	р. Баргузин	»
Баи + д ‘ы (род)	якуты	Колымский р-н	»
Бае + гу (племя)	уйгуры	истоки Селенги	VII в.
Бай + си (племя)	-	южная часть Манчжурии	VII в.
Бай + янь (племя)	-	к западу oт гуннов	VIII в.
Бай + ди (племя)	дин-лины	Северная Монголия и к северу от Алтай-Саянского нагорья	VII-III вв. до н. э.
Бай (Оногой Бая), соб ствен. имя	легендарный предок якутов	верховья Лены	-
Бай + шура (собствен. имя)	родоначальник Большой орды (киргизы)	-	-
Баи + хин‘ ские ~ Баи + шин‘ ские (группа)	селькупы	р. Турухан	современность
Бай (род)	энцы	низовье р. Енисея	»
Бай + гадо (род)	кеты < койбалы	Енисей	XIX в.

Название рода с корнем бая ~ бай отмечено у большинства тунгусо- манчжурских народностей. В среде эвенков мы имеем оба варианта: бая + кшин , характерный для эвенков ш -диалекта, б. прибайкальско-ангарских, и бая —гир , характерный для эвенков с -диалекта, б. забайкальско-амурских. Представители первого отмечены среди эвенов (баи + шин - Верхоянский район и Охотское побережье, бая + ки - район Охотска) и на нижнем Амуре среди ульчей и ороков. Монгольское племя баи + т ’ов входит в ойротскую группу. Но дербеты {43}считают Баит’ ов народностью, которая объединена с ними только политически . Среди якутов в Верхоянском и Колымском наслегах был род Баиды . Оногой Бай, по преданию якутов, первым двинулся на север по Лене. Этот же этноним встречается и в собственных именах киргиз-казахских ханов. «У Алаша было три сына, один из них Бай-Шура - родоначальник Большой орды»; «у Абул-хаира было три сына, один из них Бай-чира» . Среди самоедских народностей этот этноним имеется у энцев-Бай, которые в XV-XVI вв. жили южнее и западнее современной территории, в юго-восточной части Гыданской тундры, к востоку от среднего течения р. Таз. На восток их вытеснили ненцы .

Названия группы селькупов, живущей по р. Турухан (эвенкийское название притока Енисея), баи + шин’ ские или баи + хин’ ские - появились от эвенков Бая + кшин . Это подтверждается языковыми фактами, а также некоторыми этнографическими данными. Среди кетов в половине прошлого века были два койбальских рода: большой и малый Байгадо .

Таким образом из современных народностей этноним с корнем бай - бая имеется у большинства тунгусо-манчжурских народностей (от которых он перешел: на востоке - к амурским гилякам, на севере - к юкагирам, на западе - к селькупам), а также у бурят, монголов, якутов, казахов, енисейских палеоазиатов, кетов и у некоторых самоедских племен (энцы). Распространение эвенкийского этнонима баикшин ~ баишин на запад, северо-восток и восток из района Прибайкалья, наличие его у народностей, исторически связанных с территорией, примыкающей к Байкалу, говорит о древности его появления, и именно на территории от Оби до Байкала или до Забайкалья. Последнее подтверждается и топонимикой: реки Верхняя и Нижняя Баиха (притоки р. Турухан), река Баянджур-Манзурка около Иркутска; хребет Бояры около с. Копены в Минусинском крае (на склонах хребта найдены писаницы VII- II вв. до н. э.); озеро Байкал; зимовье Байкалово на устье Енисея; поселок Байкал на правом берегу Нижней Тунгуски; о. Байкальское на правом берегу Енисея выше с. Абаканского; местечко Баякит на Подкаменной Тунгуске. На карте России 1562 г. (копия с карты Дженкинсона, изданной В. Кордтом) между Обью и Енисеем около слова Байда помещена следующая заметка: «к востоку от Оби, к востоку от Moyeda были страны Baida и Col mak . Жители этих стран поклоняются солнцу и красному лоскуту, подвешенному на жердь; жизнь проводят в палатках; питаются мясом животных, змей и червей; имеют свой язык». «Сказание о человецех незнаемых» повествует: «в восточной стране за Югорскою землею в верху Оби реки великая есть земля баид именуемая» .

Этноним бай впервые упоминается китайскими источниками в 694- 250 т. до н. э. как название одной группы динлинов - Бай ди 白狄. Определитель самоназвания (-ди ) - бай имеет два перевода: «северный» (по Иакинфу) и «белый» (по Позднееву) . Иакинф же приводит {44} указание Chan-haj king на территорию одного из племен динлинов: «занимали земли от Енисея на восток до Байкала на левую сторону Ангары» . Вопрос об этнической принадлежности динлинов окончательного решения не имеет. Китайские источники называют их монгольским племенем (древняя история Шу-гин) и тюрками (история Цзюн-ди-хэу). Для нас интересен тот факт, что группы ди , жившие на территории от Оби до Байкала, назывались байди . Может быть, слово бай китайцами трактовалось как бэй - северный, может быть и другое - центральноазиатские ди , скрестившись на севере с племенами бай , дали новые племена и новый этноним бай + ди . Во всяком случае важен тот факт, что во второй половине I тысячелетия до н. э. этноним бай уже существовал на территории, которая в «Сказании о человецех» сохранилась с наиболее ранним суффиксом в виде баи + д (о суффиксе —д ~ —т см. выше). Этнонимы с этим суффиксом мы имеем у народов, исторически связанных с территорией кругобайкалья: якуты (баи + д ‘ы), монголы (баи +т ‘ы, бая-у + д ). Вероятно, следом этих племен является и род энцев Бай . Этноним бая + кшин также образовался на этой территории и отсюда уже был разнесен на окраины тунгусской территории.

Значительно позже, в V I-VII вв., на север от р. Толо Баегу назывался один из гаогюйских аймаков, который позже (VII-X вв.) отмечается у границ Манчжурии. В это же время у истоков Селенги, по северную сторону от Великой песчаной степи жило племя скотоводов охотников баиси . Племя баегу сопоставляют с баерку орхонских надписей и относят к уйгурским племенам .

Передвижения групп племен в Азии происходили всегда. Группы бай могли выйти на восток от указанной территории и войти в состав других племен (подобно баяра - у манчжуров, бай - у нанаев). Возможно, таким же путем образовались и племена баегу ~ баерку и байси . На подобное передвижение указывает и Владимирцов. Во времена Чингиз-хана «Люди рода Bayaud жили рассеянно, часть их кочевала с Чингиз-ханом, а часть жила с племенем Чаичиут» .

1. Кима || кумо . Не менее интересным является и этноним кима || кумо . В эвенкинской среде мы имеем оба варианта: Кима и Кему - два названия родов эвенков, живущих к западу и к востоку от Енисея (Кимо ~ Кему + ка + гир ). Смутные следы былой многочисленности рода Кима сохранились в памяти эвенков к западу от Енисея. Роды Момо (многочисленный, на системе Подкаменной Тунгуски) и Кима выделились из рода Кима . На востоке (в районе Приамурья, Охотского побережья и Сахалина) этноним кимо сохранился в сказаниях эвенков. При повествовании этих сказаний прямая речь обычно поется сказителем, и четверостишие часто повторяется слушателями. Прямая речь всегда начинается с имени говорящего или с имени его рода-племени, произношение которого и дает мотив-ритм для последующей речи. Так, в ряде сказаний мы имеем имя Кимо ≈ Кимоко ≈ Кимонин ≈ Кимонори. Например:

Кимонин! Кимонин!
Богатырь-человек,
Куда же ты идешь?
Пойдем, поиграем! (т. е. посоревнуемся в борьбе, стрельбе, пляске и пр.)

(Записано от сахалинских эвенков)

… Кимо! Кимоко!
Сестричка Монгункон,
Посмотри-ка ты,
Кто это пришел.

Умуснинде-богатырь взял в жены дочь солнца (из рода) Кимонори (по имени) Монгункон-девушку…

(Записано от чумикамнских эвенков)

Кимо ≈ Кимоко по сказаниям - это род или племя, из которого эвенки берут девушек в жены, одержав предварительно победу в состязании с соперником - братом девушки. Кимо живут где-то на востоке, куда эвенки, герои сказаний, добираются пешком «из своих мест» очень долго: год и два. Живут они в чорама - полуподземных жилищах с выходом через дымовое отверстие, построенных (иногда) из костей крупных животных. В жилище обязательно несколько отделений (коспоки ). В некоторых вариантах фигурируют только женщины. Они заманивают к себе мужчин и убивают их. По языку Кимо не очень отличаются от эвенков, так как последние свободно с ними разговаривают. Но зато подчеркивается различие внешнего вида: они волосаты (волосы вьются вокруг головы кудрями), глаза их иные (как кольца вертятся), они приземисты и неуклюжи. По некоторым сказаниям, эти племена имеют оленей. И охотник-эвенк, забрав себе жену, вместе с оленем возвращается «в свои места».

В нанайском и манчжурском языках имеются слова: киму-ли Нан, кимун Мандж «враг». А «враг» и «друг», «чужой» и «свой» восходят к слову «человек» = «люди», слову, бывающему одновременно и самоназванием. Это прослеживается на ряде других слов в языках народов Северной Азии. У тунгусских народностей Дальнего Востока мы имеем названия родов Киму-нка , у орочей кэкар (по переписи 1897 г.) и Кимон —ко - современный род у удэ. Возможно, орочи и удэ - представители этих родов и являются потомками аборигенных племен эвенкийских сказаний, от которых пешие охотники - древние тунгусы - брали себе жен (эти сказания обросли мифологическими элементами, что указывает на их древность). Китайские источники дают два этнонима кумо + хи (IV- VI вв.) и кима + ки (о суфф. —ки см. выше). Кумо + хи или куджень + хи одного племени с киданями, но по обычаям сходны с шивеями; живут западнее последних. Искусны в стрельбе из луков, склонны к набегам и грабежам. Разводят лошадей, быков, свиней и птиц, живут в войлочных юртах, сеют просо, которое хранят в ямах, готовят в глиняных сосудах. До 487 г. кумохи жили в Ань-чжоу и Июнь-чжоу смешанно с пограничными жителями Китая и вели меновую торговлю; в 488 г. «они взбунтовались и ушли далеко от нас»,- сообщают китайские источники. В VI в. кумохи размножились и делились на пять аймаков .

В X-XI вв. мы встречаем этноним кимаки уже в персидских источниках (Гардизи). Кимаки - западные соседи киргизов, кочевали у Иртыша, в северной части современного Казахстана. Они держали лошадей, коров, баранов и одновременно занимались охотой на соболей и горностаев. Меха служили им для своих надобностей и для внешней торговли. У них были свободные и рабы. Западной ветвью кимак’ ов были кипчаки , соседи печенегов, впоследствии отделившиеся и образовавшие особый народ .

{46} В каком отношении стоят эти племена с вышеуказанными тунгусскими? За древность происхождения этнонима кимо || кумо говорят происхождение его от слова в значении «люди» («свои» и «чужие» для разных племен бассейна Амура) и мифические сказания. Эти племена в отдаленные времена вошли в состав тунгусских племен. Продвижения древних тунгусов-эвенков из района кругобайкалья на восток зафиксировано как родовыми названиями современных тунгусских народностей Нижнего Приамурья, так и данными языка. Но все сказания указывают на возвращение героев в «свои места». Возможно, такие факты и были. Роль женщины (суффиксы: —гин , —кшин , образователи названий родов и племен, вначале обозначали женщину), женщины кимо в сказаниях и ряд многих других моментов в быту тунгусских народностей позволяют высказать предположение, что родовое или племенное название кимо могло быть занесено на запад, где дало начало названию нового рода кима ~ кему за много веков до X в. Передвижения и смешения племен в этом «котле этногонии» допускают и следующее предположение: кима в районе, примыкающем к Байкалу, могли разделиться. Часть их осталась тунгусами и, спустившись по Ангаре - Енисею, дожила до нашего времени, а часть превратилась к XI-X в. в тюркоязычное племя кимак’ ов. На то, что племя кима ≈ кема исторически было связано с районом верхнего Енисея, указывает и название верхней части последнего: Кима ≈ Кема (запись экспедиции Мессершмидта, 1723) и Ким ≈ Кем (современное название). Названия небольших рек часто бывают племенными названиями. С другой стороны, родовые или племенные названия иногда становятся названием народности, которое употребляется соседями. Народности, связанные с территорией Енисей - Байкал, называют эвенков хамнеган (буряты), хеангба ≈ ханба ≈ фомба (кеты). Корни хам ≈ хеан ≈ хан можно толковать как переогласовку эвенкийского кем || ким .

1. Курэ ≈ куры . Этноним курэ отмечен только в группе эвенков в районе, примыкающем к Ангаре. Сам фонетический состав его (открытый широкий э во втором слоге не характерен для тунгусских языков и особенно для эвенкийского) говорит о том, что основоположник этого рода пришел в эвенкийскую среду из иноязычной среды. Этот этноним представляет известный интерес, поскольку он может дать некоторые материалы к вопросу о племени куры , жившем когда-то в Прибайкалье.

Курэ-ка + гир - название эвенкийского рода, жившего в районе р. Илим (правый приток Ангары) и истоков Нижней и Подкаменной Тунгусок. С этим родом вел постоянные войны род Лонтогир. Последнее столкновение даже фиксируется эвенками: это левый приток Нижней Тунгуски - р. Икоконда около горы Икондоё. Происходило оно 7-8 поколений тому назад. В царское время инородческая управа, которая объединяла эвенков этого района, называлась Курэй’ ской. Столкновения эвенков с племенем куры происходили, по-видимому, и в более ранние периоды, когда они занимали тайгу на левых притоках Ангары. В фольклоре эвенков, живущих ныне на Подкаменной Тунгуске и к западу от Енисея, есть сказание, ставшее уже мифом, о борьбе с Кэрэндо . Вот его содержание. Кэрэндо - представители народа-людоедов, живущие у Ламу (Байкал), забирают в плен всех эвенков (по мифу, Кэрэндо , прилетев птицей, проглатывает). Остается одна только старуха, которая чудесным путем выращивает мальчика-мстителя Уняны. Он быстро растет, выковывает себе железные крылья и летит на Ламу к Кэрэндо освобождать эвенков. Во время полета Уняны несколько раз спускается на землю на стоянки Кэрэндо , где живут жены последнего - плененные эвенкийки, носящие эвенкийские имена. Долетев до Кэрэндо , Уняны предлагает последним единоборство в полете над Байкалом. В этом единоборстве (вначале с отцом, потом с его сыновьями) Уняны одерживает верх и освобождает плененных эвенков (по мифу, желез- {47} ными крыльями распарывает брюхо противникам, и из них вываливаются живые и полуживые эвенки). По мифу, в районе Байкала живут людоеды Кэрэ , которые часто нападают на эвенков, уводят их в плен, женщин делают своими женами, мужчин съедают. По времени это относится к периоду железа. Эвенки, ушедшие из Прибайкалья на запад, умеют уже перековывать металлические вещи. Обе группы преданий говорят о тесных взаимодействиях древних тунгусов с племенем Курэ . Последние входили в состав эвенков и наоборот.

Исторические источники дают материалы по племени гулигань куры-кан ≈ кури (фури ) с VII-XII вв. По китайским источникам, племя гулигань жило по берегам Байкала и к северу до моря. Соседями их с запада были племена дубо . В стране их «было много сараны, а лошади их были сильны и рослы и головы их похожи на верблюдов». Они имели дипломатические связи с Китаем . По данным персидских источников (Гардизи), кури ≈ фури жили в трех месяцах пути от ставки киргизского хана. Это - дикие люди, жившие на болотах. Если кто-нибудь из них попадал в плен к киргизам, он отказывался от пищи и пользовался каждым случаем, чтобы убежать. Своих покойников они уносили в горы и оставляли на деревьях. Они были людоедами (рукопись Туманского) . Курыкан’ е составляли округ в киргизских владениях. Язык их существенно отличался от киргизского .

Племенная принадлежность куры определялась различно: предки якутов (Радлов), нетюркские племена (Радлов), монголы (Бартольд). Последние археологические экспедиции А. П. Окладникова по р. Лене значительно уточнили вопрос о куры . На верхней Лене в период железа (V-X вв.), обитали племена, достигшие высокого уровня культуры. Наряду со скотоводством у них существовало земледелие. Искусство их имеет много общего с искусством Минусинского края и Алтая. У них было письмо енисейского типа. Это было тюркоязычное племя . Представители этих Куры вошли не только в среду эвенков. Среди урянхайцев - танну-тувинцев Хосутского хошуна в списке родов, данном Г. Н. Потанину, есть название Хуреклыг . Этот род, отмечает Грум-Гржимайло, невыясненного происхождения .

Куригир - одно из племен болгар. В честь одного из болгарских государственных деятелей из племени Куригир по распоряжению Омор-тага была поставлена колонна .

1. Киле ≈ килен . Этот этноним, распространенный в тунгусоязычной среде, по фонетическому составу, как и предыдущий, не характерен для тунгусских языков (звук е во втором слоге).

Киле ≈ килен - название эвенкийского рода — племени, распространенное на территории Якутии и смежных районов Дальнего Востока. В XVII-XVIII вв. этот род был отмечен в районе р. Охоты, где и до сих пор можно встретить эвенов (ламутов) из рода Килен . На территории Якутии перепись 1897 г. отметила их в Якутском и Вилюйском округах (Килят’ ский род); один из притоков р. Муи (система Олекмы) носит название Килян . В 50-х годах прошлого века Килен’ ы уже вышли на р. Кур (система Амура около Хабаровска). Шренк встретил группу {48} Килен в районе оз. Ханка. К или южной части Сахалина (небольшие материалы, собранные Наконома Акирой) по языку ничем не отличаются от аянских эвенков. Среди нанайцев Кили , составляли еще недавно особую группу. Они дали новые роды: Дункан ~ Донкан (оз. Болэн), Юкаминка (р. Урми) и Удынка (н) (р. Кур). Со вторым из этих родов связывается и происхождение негидальского рода Юкомил.

На этом этнониме мы остановились еще потому, что он в недавнем прошлом имел широкое употребление как название нижнеамурских туземцев. Эвенки - «бирарчены» называли амурских и уссурийских нанаев киле . Орочи, ороки, ульчи и амурские гиляки до сих пор называют эвенков киле . Словом килин ≈ гилин ≈ чилин ≈ чилики китайцы и манчжуры называли всех тунгусов, обитавших на территории бассейна Амура. Этим именем они называли иногда и корейцев. Зибольд, а вслед за ним Широкогоров объясняли происхождение этого этнонима от названия р. Гирин: китайцы в XVI-XVII вв., встретив впервые тунгусов на р. Гирин, перенесли на них название реки, а потом перенесли это название на всех туземцев Амура . Ближе к истине толкование. Л. Я. Штернберга: «Название гиляки образовалось, как мне думается, от искажения путешественниками слова килэ , обозначающего «тунгус» на языке амурских гиляков, с которыми путешественники впервые столкнулись. И такое искажение могло явиться весьма легко благодаря тому, что гиляки нижнего течения Амура говорят тем же языком, что и тунгусы, которые по их преданиям составляют «один народ» с гиляками, гольдами и ороченами. Весьма возможно, что благодаря общности языка амурских гиляков и тунгусов, господствовавших прежде в Амурском крае, манчжуры называли гиляков и тунгусов общим именем Килэ » .

Территория распространения этнонима килен и употребление его как название соседей позволяет говорить о когда-то многочисленном племени эвенков; представители их, выйдя к Амуру, вошли в состав нанаев, а вероятно, и ороков, и орочей, и ульчей, и амурских гиляков, название которых и произошло от эвенкийского килэн (случай перенесения названия рода на народность мы уже наблюдали у долган). Килен’ ы вышли к Амуру давно. Группа эвенков кили настолько сблизилась с бытом и языком нанайцев, что не составляет даже говора. Эта группа уже успела выделить три новых рода, один из которых вошел в состав негидальцев.

Распространение этнонима килен на территории Якутии, нетунгусское происхождение его по фонетическому составу, неаборигенность эвенков Якутии - позволяют видеть в этом этнониме след племени аборигенов Якутии, поглощенных первыми пришельцами эвенками.

Мы привели только восемь древнейших этнонимов. Число их значительно больше, но уже разобранные нами этнонимы в достаточной степени показывают сложность этнического состава как эвенков, так и других народностей Северной Азии в отдаленные периоды. Дальнейшее прослеживание таких этнонимов подтверждает сложность состава отдельных групп народности.

Если условно считать «тунгусской основой» племена эвен и эджен , то уже в начале н.э. (если не раньше) в состав их мощной струей вошли племена бая , исконной территорией которых был район от Оби до Байкала. На территории Якутии следами поглощенных эвенками аборигенов являются этнонимы килен и булдэ . К восточным аборигенам, вошедшим в состав эвенков - древних тунгусов, можно относить племя кимо~кима . Несколько позже, вероятно, уже на территории Забайкалья в состав эвенков вошли монголо-тюркоязычные племена дул || дол . В состав группы приангарских эвенков вошли представители тюркоязычных курэ. Смешанность этнического состава и взаимодействия древнетунгусских племен с другими племенами Азии полностью подтверждаются данными языка.
_________________________________

Например, название эдян и долган толкуют как «низовские» и «жители среднего течения», приурочивая их к р. Лене. См. подробнее Е. И. Убрятова, О языке долган. Рукопись. Архив ин-та языка и мышления АН СССР.

См. подробнее об этом суффиксе в моей работе «Материалы языка к проблеме этногенеза тунгусов». Рукопись Архива ин-та этнографии АН СССР.

П. Петри. Элементы родовой связи у бурят. Иркутск, 1924, стр. 3.

П. Петри. Территориальное родство у северных бурят. Иркутск, 1924.

Б. Я. Владимирцев. Общественный строй монголов. Л., 1934, стр. 60.

Л. Б. Владимирцев. Сравнительная грамматика. Л., 1924, стр. 7; Г. М. Грум-Гржимайло. Западная Монголия и Урянхайский край, т. III, ч. I, 1926, стр. 245. Иакинф. Собрание сведений, ч. I, стр. 87-89 S. М. Schirokogoroff. Social organization of the northern Tungus. Shanghai, 1929.

Л. Я. Штернберг. Гиляки, орочи…, стр. 347

Материалы языка говорят о том, что древние эвенки ш-диалекта, проникнув на Лену в район Привилюя-Приалданья, поглотили аборигенов и образовали новый х-диалект. Это совпадает и с данными археологии. Дальнейшее развитие эвенкийских диалектов на территории Якутии шло по линии скрещения новообразованного х-диалекта с с-диалектом эвенков Забайкалья-Приамурья.

С. Патканов. Опыт географии и статистики тунгусов. Записки Русского Географического общества, Отд. этнографии, т. I, стр. 86.

Второй поход на Тангут и смерть Чингисхана

Оставался у Чингис-хана еще враг - его данник, Тангутский царь, несколько лет тому назад отказавший в посылке вспомогательного корпуса против Хорезмшаха. Этого вероломства старый хан, конечно, не забыл, тем более что с того дня ему ежедневно, по установленному им церемониалу докладывалось перед обедом и ужином, что Тангутское царство еще не перестало существовать, что как нельзя лучше характеризует свойственное ему упорство в преследовании намеченных целей.

После непродолжительного отдыха среди своего народа и в семье своей главной жены Бортэ неутомимый монгольский хан в конце 1225 г. выступает в новый поход для наказания непокорного вассала. Конечно, не одно только упрямство и не простая жажда мести руководили им в этом новом военном предприятии. Чингис-хан умел в случае надобности сдерживать свои личные порывы и был слишком тонким политиком, чтобы основывать на них одних дела государственного значения. Он отлично понимал, что без окончательного подчинения Тангута нельзя рассчитывать на прочные успехи в деле покорения китайских государств Цзинь и Сун, особенно последнего, так как враждебное тангутское войско всегда могло явиться угрозой для фланга и тыла оперирующих на китайской равнине монгольских армий.

Во время приготовления к этому походу Чингис-хан, рассчитывая воспользоваться богатыми средствами завоеванных цзиньских областей, особенно хлебом и тканями, был удивлен, когда ему доложили, что ничего этого в запасах не имеется. По этому поводу старшие военачальники доложили, что ввиду отсутствия пользы для государства от оседлого китайского населения его следовало бы поголовно истребить, а их земли обратить в пастбища для кочевников. Против этого восстал Елюй Чуцай, объяснив все выгоды, которые можно извлечь из трудолюбивого оседлого населения при умелом обложении его прямыми и косвенными налогами, и представив тут же краткий проект такого обложения. Чингис-хан согласился с ним и поручил привести проект в исполнение.

В феврале 1226 г. Чингис-хан вступил в Тангутскую землю, предав ее огню и мечу. Поход увенчался полным успехом. Тангутский царь был разбит в поле, столица его, Цзинься, осаждена. Открывалась возможность, продолжая осаду одной частью войска, другою вторгнуться с востока в земли, еще оставшиеся под властью цзиньского императора и, таким образом, дать энергичный толчок затянувшейся после смерти Мухали китайской кампании. Это и была, вероятно, одна из причин, почему престарелый монгольский монарх принял лично начальство над назначенной в Тангутскую экспедицию армией и почему эта последняя была доведена до внушительной цифры в 130 000 человек. Однако смерть положила предел дальнейшим начинаниям Чингис-хана.

Еще зимой 1226/27 года, на облавной охоте на диких лошадей он упал с коня, который, чего-то испугавшись, шарахнулся, и уже после этого случая старый хан почувствовал себя плохо. Созванный военный совет решил приостановить поход до выздоровления императора, распустив армию по домам. В качестве мотива этого решения было приведено то, что тангуты, как народ оседлый, никуда откочевать не могут, так что всегда будет возможно снова приняться за них. Но Чингис-хан с этим решением не согласился, справедливо указывая, что такой отход армии может быть приписан неприятелем слабости монголов, а это придаст ему новые силы для продолжения борьбы.

Клянусь Вечно Синим Небом, - воскликнул он, - лучше я умру, но потребую отчета от тангутского царя!

Таким образом, война продолжалась. Между тем здоровье Чингис-хана клонилось все более к упадку. Летом 1227 г. к нему прибыли послы от цзиньского императора с просьбой о мире. Чувствуя, что ему уже не суждено лично повести свое войско против этого заклятого врага, и предвидя неизбежные трения, которые на первое время после его смерти должны были возникнуть в верховном управлении, он согласился на заключение просимого мира, решив в своих мыслях, что это будет лишь временное перемирие, до восстановления в государстве нормального порядка.

В то же время неутомимый ум его работал в направлении изыскания наилучших путей для нанесения в будущем смертельного удара врагу, которому он только что даровал мир. Находясь уже на смертном одре, он дает следующее наставление своим сыновьям и воеводам:

"Лучшие цзиньские войска находятся у Тункуана (крепость на Желтой реке, со всех сторон прикрытая труднодоступной местностью). Там трудно будет уничтожить их посредством внезапного нападения. Если просить у государства Сун о свободном проходе наших войск (через его территорию), то ввиду постоянно враждебных отношений между государствами Сун и Цзинь на это, наверное, последует согласие. В таком случае мы должны армию послать через Танг и Тенг (в Южной Хэнани), а оттуда ломить прямо на Та-лиан (иначе Бянь-лянь, южная столица Цзиньской империи). Государь Цзиня тогда будет принужден поспешно подтянуть войска из Тункуана. Когда они в числе нескольких десятков тысяч прибудут на выручку, люди и лошади после марша в 1000 ли (ли - 1/2 версты) будут настолько истощены, что не будут боеспособны. Тогда можно будет истребить их наверняка".

Тут же умирающий в предвидении еще более далеких событий дал окружающим ясные директивы о способах ведения войны со следующим противником - Сунской державой. "Не забывайте никогда, - прибавил он по этому поводу, - что душой всякого дела является то, чтобы оно было доведено до конца".

В это время осажденная тангутская столица была доведена до крайности; укрывавшийся в ней глава государства предложил Чингис-хану сдать город, обещав по прошествии месяца лично явиться для изъявления покорности. Чингис-хан сделал вид, что принимает условия, и для усыпления бдительности врага назвал его своим сыном. Однако в то же время, чувствуя приближение конца, он запретил известие о его смерти предавать огласке до окончательной расправы с тангутским царем. Когда же последний явится, то его захватить и со всей свитой умертвить.

Вскоре после этих последних распоряжений грозный повелитель испустил дух 72 лет от роду. Перед самой смертью, последовавшей в 1227 г. в полнолуние месяца "Свиньи" года "Свиньи", он в последний раз призвал к своему ложу сыновей Угэдэя и Тулуя, а также внука Есунке-Ака, сына недавно умершего Джучи и изъявил им свою последнюю волю в следующих словах:

"О дети! Знайте вопреки ожиданию, что приблизилось время последнего похода и перехода моего силою Господнею и помощью Небесною. Я завоевал и покончил (укрепил) для вас, деток, царство такой пространной ширины, что из центра его в каждую сторону будет один год пути. Теперь мое завещание таково: вы для поражения врагов и возвеличения друзей будьте одного мнения и одного лица, дабы жить приятно и легко и наслаждаться царством. Угэдэй-хана поставьте наследником. Вы не должны изменять моей Ясы после моей смерти, чтобы не было смуты в царстве".

Выбор ханом наследником своим третьего сына, Угэдэя , объясняется фамильным решением, бывшим перед отправлением в этот поход, по предложению ханской наложницы Есуй, которая сказала хану: "Царь, ты идешь за горы и реки, в далекие страны на битвы? Если случится тебе оставить по себе непроизносимое имя, то которому из четырех сыновей своих повелишь быть господином? Объяви о том наперед всем!"

Тогда старшего сына, Джучи , отвел от права на престол второй сын, Чагатай, намекая на его сомнительное происхождение (мать их Бортэ родила его после пленения меркитами); Чагатая же отвел от права быть наследником престола Джучи , говоря, что у него, кроме крутого нрава, нет талантов.

Тогда Чагатай предложил назначить наследником Угэдэя , говоря, что он спокоен, рассудителен и всеми ими уважаем; Чингис-хан и весь совет фамильный одобрили его кандидатуру, с тем, однако, чтобы после Угэдэя наследником был бы вновь избран достойный из дома Чингисова, так как Угэдэй сам сказал на совете, что сомневается в достоинствах на престол своих сыновей. Этим решением фамильного совета были санкционированы выборы хана со всеми последствиями, приведшими к распаду империи. Это решение было перед походом на Хорезм, и Чингис-хан его подтвердил, сказав: "Слова мои неизменны, не позволю нарушать их".

Мы видим, как это решение исполнилось наследниками Чингис-хана. В грамоте Хубилая на утверждение его сына наследником престола сказано: "Чингис-хан оставил наставление, чтобы заблаговременно избирать и утверждать наследника из законных наследников того, который достоин наследовать и которому можно вверить управление". Эти наставления Чингис-хана хранились в Золотом ящике в железной комнате (дворцовый архив).

Тело его по его желанию было отвезено на родину под плач и причитания и предано земле на горе Бурхан-Халдун, которая неоднократно спасала его жизнь в юности. "Он пришел из тленного мира и трон царства оставил славному роду", - повествует нам Рашид ад-Дин.

Относительно причин смерти Чингис-хана кроме официальной версии о падении с коня во время охоты на диких лошадей существует несколько других, но все они сходятся на дате его смерти, на 1227 г., и в том, что он умер не своей смертью. Так, у Марко Поло Чингис-хан умирает от раны в колено стрелой. У Плано Карпини - от удара молнии.

По распространенной монгольской легенде, которую пришлось слышать и автору, Чингис-хан будто умер от раны, причиненной тангутской ханшей, красавицей Кюрбелдишин-хатун, которая провела единственную брачную ночь с Чингисханом, взявшим ее в жены по праву завоевателя после взятия столицы Тангутского царства. Покинувший свою столицу и гарем Тангутский царь Шидурхо-Хаган, отличавшийся хитростью и коварством, будто уговорил свою супругу, оставшуюся там, причинить смертельную рану зубами Чингис-хану во время брачной ночи, и его коварство было столь велико, что послал совет Чингис-хану, чтобы ее предварительно обыскали "до ногтей" во избежание покушения на жизнь хана. После укуса Кюрбелдишин-хатун бросилась будто в реку Хуанхэ, на берегу которой стоял своей ставкой Чингис-хан. Эта река после того монголами стала называться Хатун-мюрен, что значит "река царицы". На этот случай намекается и в следующем надгробном причитании князя Килукена.

Существует монгольская легенда, что, когда везли в Монголию тело Чингис-хана на телеге, она однажды сильно завязла в болоте. Тогда князь Килукен из племени сунид стал причитать так: "О чудесный лев, среди людей явившийся с голубого Неба Тэнгри, мой Богдо-хан! Или ты хочешь покинуть свой народ и остаться здесь? О мой Богдо! Твоя супруга там на прекрасном месте своего рождения, твое прочное государственное управление, сила твоих законов, твои подданные - все там! Твои любимые жены, твой золотой шатер, твой верный народ - все там! Твоя родина, река, в которой тебя мыли, плодовитый народ Монгол, носители твоей славы, князья и вельможи: Делюн-Болдох на реке Ононе, место твоего рождения - все там! Там твои бунчуки, барабаны, кубки, трубы и свирели, твой золотой дворец, который заключает в себе всё, чему только есть имя, - луга на Ононе, где ты взошел на трон Аруладов, - все там! Твоя превосходная верная супруга Бортэ, счастливая страна, великий народ; Боорчу и Мухали, два верных друга - все там! Твоя неземная супруга Хутан-хатун, ее гусли, флейты и другие музыкальные инструменты, твои две другие жены - Джису и Джису-ген - все там! Или потому, что страна эта тепла, или потому, что здесь много побежденных тангутов, или потому, что прекрасна Кюрбелдишин-хатун, ты хочешь покинуть своих монголов? И если нам уже не было суждено уберечь твою драгоценную жизнь, так мы сможем привезти твои сидящие, подобно яшме, останки на родину, показать их супруге Бортэ и удовольствовать тем желанию всего народа!"

После этих уговоров тело Чингис-хана с телегой освободилось из засосавшего болота и двинулось на родину. На горе Бурхан-Халдун оно покоится до наших дней, попытки европейских путешественников найти место последнего успокоения величайшего завоевателя всех веков и народов успехом не увенчались, так как не было поставлено никаких надгробных знаков, чтобы кладбище не подверглось разграблению. Место это заросло густым лесом. Из детей Чингис-хана там же, на горе Бурхан-Халдун, похоронены: младший его сын, любимец отца Тулуй с его детьми Мункэ-ханом, Хубилай-ханом, Ариг-Бугой и другими их детьми. Другие внуки Чингисхана от Джучи , Чагатая и Угэдэя , их дети и род имеют в других местах кладбища. Хранители этого большого запретного места суть беки племен урянхайских.

Умер он в походной обстановке, так же просто, как и прожил всю жизнь. Глава обширнейшего из государств мира, занимавшего 4/5 Старого Света, властелин около 500 миллионов душ, а следовательно, по понятиям своего века, обладатель несметных богатств, он до конца дней своих чуждался роскоши и излишеств. После покорения Средней Азии офицеры его армии обзавелись превосходными турецкими кольчугами и стали носить ценные дамасские клинки. Но Чингис-хан, несмотря на то что был страстным любителем оружия, принципиально не последовал их примеру и вообще остался чужд влиянию мусульманской роскоши. Он продолжал носить одежду кочевника и держаться степных обычаев, завещав своим наследникам и всему монгольскому народу не изменять этим обычаям во избежание растлевающего влияния на нравы культур китайской и мусульманской.

У него не было таких личных потребностей, в жертву которым он, подобно другим избалованным счастьем венценосцам, принес бы высшие цели своей политики. Вся его жизнь была посвящена осуществлению его высочайшего идеала - созданию Единого Мирового Царства, которое было бы в то же время идеалом военной культуры монголов XIII и XIV веков.

Подполковник Рэнк приводит следующие отзывы, резюмирующие справедливые суждения о Чингис-хане некоторых из его современников, в противоположность господствовавшим тогда и сохранившимся до наших времен превратным взглядам на него как на кровожадное чудовище.

"Он умер, к великому сожалению, так как был честным и мудрым человеком", - говорит о нем Марко Поло.

"Он установил мир", - высказывается Жуанвиль (Joinville), французский историк XIII века.

"Последнее суждение, - замечает приведший эти отзывы автор, - представляется парадоксальным, когда подумаешь о непрестанных войнах, которые вел Непреклонный император, но, по существу, оно точно и глубоко верно... В этом смысле он действительно установил мир во вселенной; мир, продолжавшийся около двух веков, ценою войн, которые в общей сложности не продолжались и двух десятилетий. Чингис-хан искал союза с христианством. Если бы этот союз осуществился, то не подлежит сомнению, что ислам, взятый в клещи (крестоносцами и монголами)... был бы раздавлен... Экономические, социальные и политические связи между Западным миром и Дальним Востоком не терпели бы постоянных перерывов от враждебного Европе мировоззрения. Все цивилизации Старого Света достигли бы взаимного понимания и проникновения. Христианство не сумело этого понять...

Этот Завоеватель Мира был прежде всего его непреклонным возродителем. Железом и огнем он открывал древние мировые пути для шествия будущей цивилизации. В этом смысле Проклятый имеет право на место в Человечестве".

"Разрушитель" разрушил и преграды темных веков, - говорит о Чингис-хане другой европейский писатель. - Он открыл человечеству новые пути. Европа пришла в соприкосновение с культурой Китая. При дворе его сына армянские князья и персидские вельможи общались с русскими великими князьями. Открытие путей сопровождалось обменом идей. У европейцев явилась прочная любознательность в отношении далекой Азии. Марко Поло отправляется туда вслед за Рубруком. Два столетия спустя отплыл на открытие морского пути в Индию Васко да Гама. В сущности, и Колумб отправился в путь на поиски не Америки, а земли "Великого Могола".

Однако, по мнению этого же писателя, Европа, т.е. то же "христианство", не поняла Чингис-хана. Так как он вел свои войны не за религию, как Магомет , и не в видах личного или государственного возвышения, как Александр Македонский и Наполеон , то европейцы были поставлены этим в тупик. Объяснение этой тайны лежит в простоте монгольского характера. В противоположность Наполеону он ни в малейшей степени не был фаталистом; равным образом ему не приходило в голову присваивать себе, подобно Александру Македонскому , атрибуты бога.

Идеалом Чингис-хана было создание Единого Царства Человечества, так как только тогда - как он справедливо думал - прекратятся взаимные войны и создадутся условия для мирного процветания человечества как в области духовной, так и материальной культуры. Жизнь одного человека оказалась слишком короткой для осуществления этой грандиозной задачи, но Чингис-хан и его наследники едва не достигли этой задачи, когда имели 4/5 мира в своем государстве - Монголосфере.

Обитатели Тартарии. Николас Витсен. Тунгус (даурский) крайний справа

Тунгусское племя - особая разновидность расы монголоидов, широко раскинувшаяся по огромной территории, от границ Срединного Китая к северу до самого побережья Ледовитого океана и от берегов Енисея на западе вплоть до побережья Северо-Японского и Охотского моря, и заключающая в себе целый ряд отдельных племен разных названий: маньчжуров, солонов, дауров, собственно тунгусов, манегров, бираров, гольдов, орочон, ольчей, орочей, ороков, негда, самагиров, киле, ламутов, далганов, аси и т. д. Родиной их считается Сев. Маньчжурия , где с незапамятных времен (легендарные данные "Бамбуковой летописи" выводят их на историческую арену под именем су-шеней, являвшихся с дарами ко двору Шуня за 2225 л. до Р. Х.) находились в непрерывных сношениях и столкновениях с Китаем, Кореей и кочевниками Монголии . Достоверные исторические данные китайских писателей рисуют их под именем Илау сначала звероловным племенем, а потом как усвоившее начатки земледельческой и скотоводческой культуры. Вечная борьба с соседями создает из них в северной Маньчжурии воинственное племя, объединенное в междуродовые союзы, игравшие в течение целого ряда веков огромную историческую роль в судьбе срединного царства (см. Маньчжурия, история). Трижды тунгусское племя захватывало власть над Китаем, дав ему свои династии: Ляо (907-), Цзинь ( -) и, наконец, в XVII веке династию, доныне царствующую в Китае. С XVII в. маньчжурская ветвь тунгусского племени приняла свое нынешнее название маньчжуров. Последовавшее вслед за воцарением династии Цзинь движение монголов под начальством Чингисхана вызвало переселение народов, имевшее огромное влияние на судьбу северной ветви тунгусского племени. Монгольское племя бурят, проникшее к истокам Амура и до Байкальского озера, вытеснило с берегов этого последнего тюркское племя якутов, которые, отступив в долину Лены, встретились на севере с многочисленными тунгусскими племенами; последние после продолжительной кровопролитной борьбы вынуждены были отступить - одна часть двинулась на запад вплоть до Енисея, другая на крайний север до самого побережья Ледовитого океана, третья на восток, по правым притокам Лены к Становому хребту, побережью Охотского моря и в Амурский край , встретившись здесь с родственными отраслями южной ветви тунгусского племени. Разбросанность племени на огромной территории и неизбежно связанные с этим ассимиляционные процессы как соматического свойства (брачные союзы с другими народностями, поглощение чуждых элементов), так и культурного характера - не могли не повлиять на изменение коренного типа племени и на крупную дифференциацию в языке. Больше всего потерпели в этом отношении маньчжуры , значительно окитаившиеся в физическом отношении и еще более в культурном, потеряв почти родной язык, который именно у них поднялся в свое время до степени литературного. Более или менее изменяют свой тип и другие народности тунгусского племени, ассимилируясь то с монголами, то с тюрками, то с палеазиатами. Тем не менее, разнородные разветвления тунгусского племени вполне сохранили свое родственное единство, главным образом благодаря общности языка, весьма мало пострадавшей от дифференциации по территориальным диалектам, дифференциации, которая единственно должна была бы лечь пока в основание классификации отдельных разветвлений тунгусского племени. К сожалению, вследствие недостаточности лингвистического материала такая классификация является пока еще преждевременной. Единственная попытка принадлежит Шренку, по отношению, впрочем, только к Приамурскому краю. Он делит современные тунгусские народности этого края на четыре группы: 1) дауры и солоны , тунгусские племена с более или менее сильной монгольской примесью, 2) маньчжуры, гольды и орочи , 2) орочоны , манегры , бирары , киле (по р. Кур) и 4) ольча (на Амуре), ороки (Сахалин), негда, самагиры. Первые две группы образуют южную, или маньчжурскую, ветвь, две последние - отростки северной сибирской ветви, распространившейся вплоть до Енисея, до Ледовитого океана и Камчатки . Эта классификация уже потому не может иметь серьезного значения, что некоторые народности из той и другой ветви, именно орочи, ороки и часть гольдов, называют себя общим именем нани (Штернберг), следовательно, не могут быть относимы к различным ветвям. Пока достаточно удовлетворительной была бы следующая классификация применительно к исторически сложившейся номенклатуре: 1) маньчжуры, характеризующиеся строго определенной территорией и экономической культурой (земледелие, скотоводство). К ним по географическому положению могут быть причислены солоны и дауры, манегры, бирары, отчасти гольды, бывшие долгое время под маньчжурским влиянием; 2) собственно тунгусы , или сибирские тунгусы, характерным признаком которых служит кочевой образ жизни и оленеводство, и 3) мелкие народцы, преимущественно окраинные, носящие каждый самостоятельное название: ольчи , орочи, ороки, негда, самагиры, ламуты , орочоны и т. д., из которых многие оставили кочевой образ жизни и обратились в рыболовов-охотников. За основной тип племени принимаются представители второй группы, собственно и называемые тунгусами. Их характеризует Шренк на основании наблюдений Миддендорфа, своих собственных и многих других следующим образом. Обыкновенно они среднего и несколько ниже среднего роста, с относительно большой головой, широкими плечами, немного короткими оконечностями и маленькими руками и ногами. Как все народы севера, они жилистого, худощавого, мускулистого сложения, тучных субъектов между ними вовсе не встречается. Глаза темные; волосы на голове черные, прямые, жесткие. Цвет кожи более или менее желтовато-бурый, волосы на лице весьма скудны и коротки, брови обыкновенно резко очерчены, иногда дугообразно приподняты. Строение головы и лица хотя частью в смягченном виде, но решительно монгольское; череп всегда широк, иногда очень высок. Лицо обыкновенно несколько вытянутое в длину, широкое в щеках, суживаясь по направлению ко лбу; скулы выдающиеся, хотя не так сильно, как у настоящих монголов. Глазные впадины велики, глаза поставлены косо, узкие. Расстояние между глазами широкое; нос у корня широкий, плоский, часто приплюснутый, в дальнейшем продолжении слабо приподнят, мал и тонкий. Губы тонки, верхняя губа довольно длинная, подбородок круглый, челюсть несколько прогнатична. Общее выражение лица обнаруживает добродушие, лень и беспечность. В отличие от собственно тунгусов представители другой крупной ветви - маньчжуры - имеют более резкие и грубые черты, более изогнутый и более толстый нос, более мясистые губы, больший рот, более четырехугольную голову, и обыкновенно более крупного роста. Дауры и солоны резко отличаются своим высоким ростом и крепким телосложением. Мелкие Т. племена в большей или меньшей степени приближаются к одному из этих двух типов, впадая то в монгольский, то в русский, то в тюркский, то в палеазиатский, напр. ольча, ассимилировавшиеся с гиляками и отчасти с айнами. Антропологическое изучение Т. племени началось еще в XVIII стол. со времени Блюменбаха. Различные измерения черепов производили Бер, Велькер, Вирхов, Гексли , Малиев, Шренк, Уйфальви , И. Майнов и др. Ср. L. Schren k, "Reisen und Forschungen im Amurlande" (т. Ш, вып. 1, СПб., ); И. И. Майнов, "Некоторые данные о тунгусах Якутского края" ("Труды Вост.-Сибирского отдела Имп. рус. географ. общ.", № 2, Ирк., ); Deniker "Les races et peuples de la terre" (П., ).

Результаты измерений оказались различными и дают основание заключить о двух различных типах. Рециус , Р. Вагнер, Бер, Гексли признали тунгусов долихоцефалами , а Бер по головному показателю (76: отношение ширины к длине) сблизил их с германцами. По Велькеру, наоборот, они - брахицефалы , более всего приближаясь к бурятам. Шренк, Винклер, Гикиш, Топинар находят их умеренно брахицефальными (у Шренка 5 брахицефалов и 2 мезоцефала и, кроме того, все платицефалы; средний указатель: 82,76). С другой стороны, И. Майнов сближает их с финнами и дает следующую таблицу средних: тунгусы северные (Якутской обл.), по Майнову, - 81,39; тунгусы южные (Якутской обл.), по Майнову, - 82,69; маньчжуры шибинцы (Поярков) - 82,32; маньчжуры (Уйфальви) - 84,91. Этот же исследователь, производивший многочисленные измерения над живыми среди тунгусов в Якутском крае, решительно различает два совершенно не сходных расовых элемента, разграниченных линией Аянского тракта: северный, характеризующийся весьма малым ростом (сред. 154,8), высоким процентом умеренно долихоцефальных (63,64%), едва ли не полным отсутствием брахицефалии, умеренной скуластостью; наоборот, южный элемент, непосредственно примыкающий к Амурскому краю, отличается хорошим средним ростом (163,1), крепким телосложением, почти сплошной умеренной брахицефалией, глазами не особенно узкими, прорезанными прямо или почти прямо, густыми бровями, коротким, почти прямым и не особенно толстым носом, по всему, таким образом, напоминая скорее всего маньчжуров. И именно этот последний автор считает характерным Т. типом, а черты северного типа приписывает всецело влиянию палеазиатов. В противоположность Миддендорфу и Шренку И. Майнов считает коренные черты Т. племени немонгольскими. Деникер , наоборот, принимает Т. племя за северную подрасу монгольского племени, характеризующуюся мезоцефалией или легкой субдолихоцефалией, овальным или круглым лицом, выдающимися скулами - тип, распространенный в Маньчжурии, Корее, Северном Китае, Монголии, а вообще он принимает тунгусов за смесь монголов с палеазиатами. Впрочем, вопрос о влиянии этих последних на все тунгусское племя должно признать весьма проблематичным. О тунгусском языке - см.

Тунгус.

Едва переправившись через Енисей, русские встретились с одним из наиболее широко распространенных племен горной тайги и лесотундры - с тунгусами. Им принадлежала особая и важная роль в истории Сибири и соседних с ней стран Азии. Они создали свою собственную оригинальную культуру.

Тунгусы, как называли в XVII в. предков современных эвенков, эвенов и негидальцев, являются основным ядром всех народов, объединяемых в тунгусо-маньчжурскую лингвистическую группу.

Название «тунгус» известно русским с XVI в., а самоназвание «орочен» в Приамурье75 («орочел» - на Охотском побережье и «эвен» - в Приангарье76) известно с XVII в. К моменту первоначального соприкосновения с русскими тунгусы освоили почти всю сибирскую горную тайгу от Енисея до Охотского моря, часть лесотундры и тундры к западу от Лены.

О глубокой древности расселения тунгусов по енисейской тайге свидетельствует тунгусское происхождение названия Енисей, которое существовало еще до XVII в.77 Позаимствовав это название, самоеды (ненцы) только лишь добавили к нему обозначение «ям» - «большая река» (Ензя-ям).

Кроме того, три четверти названий рек в бассейнах Подкаменной и Нижней Тунгусок, которые по-эвенкийски называются Катангами, также имеют тунгусское происхождение.

Река Сым в XVII в. записана эвенкийским названием Чиромбу. Название Турухан также эвенкийское. Группы тунгусоязычных племен обитали в Нижнем и Среднем Приамурье, где они смешивались с местными аборигенами. Замечательно, что еще в XVII - XVIII вв. у ряда тунгусоязычных групп сохранились пережитки древнего дооленеводческого уклада их предков, пеших охотников и рыболовов тайги, не имевших оленей.

Охота производилась преимущественно в одиночку. Группой в два-три человека охотились на крупного зверя, когда надо было гнать его на стрелка, а также на переходах через речки мелких парнокопытных, когда те переходили на новые места. Основная охота была на мясного зверя, пушного били попутно.

Первая охота кормила, поэтому и отношение к ней было особое. Рассказы об удачливых охотниках, которые хватали на бегу зверя за ногу или, заколов медведя, перебрасывали его через голову и кололи другого, распространялись далеко по тайге. Про такого охотника сказания говорят, что он «четвероногому зверю не даст мимо пробежать, крылатой птице не даст над ним пролететь».

Мясной зверь нужен был для существования, а пушной - для обмена и получения отсутствовавших у них предметов, без которых можно было и обойтись, а также для уплаты дани бурятам (Приангарье), монголам (Забайкалье) и якутам (Лена). Мясо, как и излишки рыбы, вялили на солнце и сушили над огнем, чтобы потом превратить их в муку.

На охоте тунгусы пользовались луками, рогатиной и устанавливали самострелы и петли. За зверем гонялись или били его на водопойных тропах из засады на деревьях и в лодках. Для выслеживания зверя маскировались, накидывая на себя шкуру с головы оленя, а иногда из целую. Всякого рода деревянные ловушки, связанные с полусидячим образом жизни, были для них не характерны (пасти заимствовали группы озерных эвенков, которые вели сидячий образ жизни).

Бродячие охотники добывали рыбу с помощью лука и остроги. Зимой старики кололи рыбу через лунки, а летом рыбаки занимались лучением с лодки. На небольших речках устраивали запоры и устанавливали в них корыта и «морды». В рыбалке участвовало много мужчин.

Пешие тунгусы, попавшие в озерные районы (Забайкалье, Байкал, озера к западу от верховий Вилюя), на большие реки (Енисей, Ангара, Лена, Олёкма, Амур) и на реки охотского побережья, богатые рыбой, оседали и начинали заниматься рыболовством, не оставляя охоту. Но эти тунгусы составляли лишь небольшую часть, и их образ жизни не мог быть характерным для всех.

В горной же тайге рыболовство имело такое же значение, как и собирательство: рыбой лакомились, как и ягодами, в определенные сезоны. Поэтому ни в сказаниях, ни в преданиях, ни в народном календаре рыболовство и оленеводство не получили своего отражения.

Домашние занятия всех тунгусов делились на мужские и женские.

К мужским относились изготовление изделий из дерева, кости и металла, а также изготовление лодки-берестянки (бересту шили женщины), лодки-долбленки и нарт.

Женщины выделывали шкуры, шили, из них одежду, обувь, покрышки для чума, предметы домашнего обихода. Они обрабатывали бересту и шили из нее посуду, а также «тиски» - берестяные полотнища для чумов и для лодок-берестянок. Мужчины умели украшать узорами деревянные, костяные и металлические вещи, женщины - ровдугу, бересту и меха. На женщинах лежали обязанности ухода за детьми и приготовление пищи.

Охотники жили в конусообразных жилищах, остов которых был покрыт корой лиственницы и полотнищами, сшитыми из бересты ровдуги (чум-дю). По сказаниям, у восточных эвенков более древним жилищем, характерным для быта жены, был чум-чорама, в котором дымовое отверстие зимой служило и входом.

Как говорят более поздние предания, традиция выхода через дымовое отверстие сохранилась только во время военных столкновений, когда герой выскакивает через него из чума. В местах, где тунгусы жили поблизости от скотоводов и коневодов, с которыми они были чаще во враждебных отношениях, рядом с конусообразным жилищем ставили свайное жилище. В нем помещались члены семьи во время отсутствия охотника. Они втягивали наверх бревно-лесенку, защищая себя от нападения врагов, которые часто выкрадывали жен и детей охотников.

Бродячий образ жизни и охота оказали влияние на характер и многие стороны жизни тунгусов. Они обусловили любовь к новым местам и легкость передвижения и расселения, развили наблюдательность, умение ориентироваться в чужой местности, выносливость, смелость и силу, без которых нельзя было передвигаться в горной местности.

С охотой связана привычка ничего не накапливать, поэтому у тунгусов не было войн с захватнической целью. В сказаниях подчеркивается, что жене не нужно брать одежды, когда она направляется в места мужа, - он легко добудет зверя для одежды. После победы над врагом победители не брали никакого имущества. Это же отмечается арабскими источниками X (Гардизи) и XII вв. (Марвази) у охотников с правых притоков Ангары, где проходила дорога из земли киргизской в курыканскую.78

Тунгусы.

Бродячий образ жизни отразился и на костюме, который должен был быть легким, не стесняющим движений и быстро просыхающим. Поэтому он был составным (кафтан с нагрудником, покрывающим грудь, натазники с ноговицами и унты). Любую часть его можно было отдельно просушить у костра. Пищей было то, что добывал охотник (мясо птиц и диких зверей). Для общественной организации были характерны парные объединения частей родов и больших семей, дожившие у алданских и среднеамурских эвенков до XX в.79

В парных объединениях семей господствовали родовые традиции и родовые институты. Первым законом была экзогамия, поэтому, согласно преданиям, при встрече двух человек сначала спрашивали о месте рождения, о имени, о происхождении и имени отца.

Брак был обменным, также женились на женщинах, выданных в качестве виры после победы над противниками. Были случаи, когда женились на женщинах противника, взятых после столкновения.

У всех охотников восточной тайги существовал крепкий запрет на браки их женщин с западными врагами, конными металлургами. «Когда это было, чтобы житель тайги выдал женщину за врага Чулуро Сэлэргуна», - говорится в сказаниях.80

Расселение по тайге отдельными семьями заставляло молодых людей пускаться в далекие путешествия, чтобы найти себе «сотрапезника», «друга» из чужого рода или другого племени.

Например, по сказаниям, охотники из Верхнего Приамурья находили себе жен на востоке у разных племен: у сивиров и киданей, а также у других аборигенов, живших у моря.

Вторым законом была взаимопомощь как между членами одного рода, так и между семьями, находящимися в отношениях свойства. Человек, взявший себе жену, брал на себя обязанность защищать брата и отца жены, если на них нападет враг.

В каждом парном объединении, по преданиям, выделялся самый сильный, смелый охотник - гатакта, который мог своей добычей прокормить всю группу. Если он удовлетворял всем требованиям (был умен, находчив, имел жизненный опыт), то зо время столкновения он становился военным вождем (сонингом, иничоном, куривоном).

Кроме того, в каждом объединении был один или два шамана. Назначение шамана - лечить больных, узнавать, кто «убил» человека, когда тот умер естественной смертью (естественная смерть представлялась всегда как насильственная: умершего человека якобы убил член другого рода). Шаман указывал на убийцу, и отряд мужчин шел мстить: требовалось убить только одного человека, члена рода, указанного шаманом. «Убивать» людей мог и шаман, он «съедал» души врагов. И такой случай тоже приводил к военному столкновению.

В сказаниях говорится также о религиозных представлениях тунгусов. Упоминаются духи - хозяева мест и дома. Есть представление о слове, как о чем-то живом, имеющем духа - мухун (мухулкэн турэн), который может сделать все, что пожелает произнесший слово.

Кузнец, он же изготовитель луков, жил один на равных расстояниях от семей рода, «посредине» объединения. Он изготовлял луки, стрелы, мечи, броню и металлические украшения по заказу. Во время его работы заказчик добывал ему питание. Подростки и старики выполняли роль сторожей, которые, сидя на деревьях или на скале, следили за подходом врага, когда могли ожидать, что он придет.

Войны между такими объединениями были частыми, поэтому предания о столкновениях сохранились почти у всех групп эвенков в большом количестве. Причин для этого было немало. Наиболее частыми причинами были невыдача просватанной девицы, отказ в сватовстве или убийство свата; совсем редкими причинами были ссора, оскорбление и порча шаманского костюма.

О сражениях ради захвата имущества упоминают только самые поздние предания, которые возникли в XIX в.

Наиболее древней формой борьбы был поединок двух сонингов. После этого шел бой между отрядами лучников и мечников. За поединком двух сонингов, по преданиям сымских эвенков, наблюдали все воины. Иногда они помогали своему сонингу; например, в одном из преданий говорится: «Поставили мечи сонингов Нары и Шинтавуля. Меч Нары воткнули в землю крепче. Сонинги с определенного расстояния побежали к мечам. Пока Нара выдергивал из земли меч, Шинтавуль выхватил меч, рубанул его по руке».

Частые стычки привели к выработке целого ряда правил: женщин, детей и стариков не убивали, бой могли вести только мужчины, случайно попавшие под стрелу старики и женщины вызывали досаду.

Победители должны были взять на свое попечение женщин и детей, если все мужчины противников перебиты.

Уходя, они оставляли на своем пути метки на деревьях, чтобы мститель в будущем мог найти их.

Сонинги, состарившись, старались найти способы, чтобы быть убитыми своими противниками. Некоторые из них даже передавали врагам свои стрелы, а другие предлагали съесть сердце, чтобы сила и ловкость перешла на них. «Меня убейте, сердце мое съешьте. Съев мое сердце, станете сильными, подобно мне, и никто вас не убьет», - говорит сонинг Шинтавуль.

Перед тем как начать поединок или столкновение, необходимо было предупредить противника, затем раздразнить его обидными словами или жестами, чтобы вызвать злобу.

Перед началом сражения отрядов пускали специальную стрелу, объявляющую войну, и выкрикивали слова, значение которых давно уже забыто («Химилгэк! Хавун!»). [см., например, сказку "Бои у Чадобца"]

Некоторые из восточных тунгусов, по преданиям, перед поединком менялись стрелами и договаривались о расстоянии для стрельбы друг в друга. Увертывались от пущенной стрелы по-разному. Западные тунгусы отскакивали от пущенной стрелы, восточные - ловили ее серединкой лука. Было характерным такое заявление воинов перед поединком: «Если я должен тебя убить, то убью без сожаления. Если я должен быть убитым, то умру, не прося пощады».

Эта традиция относилась и к бою между отрядами, когда они перед боем предлагали биться до тех пор, пока всех не перебьют. По преданиям западных тунгусов, запрещалось убивать раненого противника, не закрыв его открытые глаза. На лежащего надо было что-либо набросить и тогда уже убивать.

При столкновении отрядов назначалось место боя на реке. Один отряд помещался на высоком берегу, другой - на низком. Отряды перед боем разводили костры. В преданиях, отразивших более поздние столкновения, говорится, что отряды перед боем устраивали защиту в виде изгороди из нарт, покрытых меховыми коврами, а для удобства боя стволы всех деревьев на площадке, где шел бой, очищались от коры (это наблюдалось у потомков ангарских тунгусов). Площадку окапывали валом (баргузинские и баунтовские тунгусы) или окружали изгородью (амгунско-охотские). В середине площади, защищенной оградой, оставались семьи.

И, наконец, согласно преданиям, когда нападение совершалось на стойбище одного хозяйства, то, завидев приближающегося врага, мужчина с берестой в руке прыгал в реку и отпускал там бересту, а сам под водой выплывал в противоположную сторону и выжидал, сидя в кустах. Зимой мужчина с семьей откочевывал, прорубая на своем пути лед и маскируя проруби. Противник, преследуя беглеца, попадал в прорубь. Иногда, уходя от противника, вешали на пень кафтан и шапку, и сами сворачивали в другую сторону.

Женщины, уведенные победителями, зная, что оставшиеся мужчины придут им на выручку, ночью перерезали тетивы луков у врагов, дырявили их лодки, «убегали под снегом», прятались в дуплах, в пустотах каменных осыпей, на сучьях деревьев. Они вешали на деревьях сухую обувь и еду для мужчин, которые придут им на выручку. Многое из приведенного здесь перекликается со случаями, записанными в русских письменных источниках XVII в.

Предания рассказывают и о приамурских соседях пеших тунгусов - сивирах и киданях, по языку близких тунгусам. Они жили в деревянных айгурских домах с несколькими покоями, но рядом с домом имели чорамовый чум (с выходом через дымовое отверстие) и свайное жилище для женщин.

Они тоже были охотниками горной тайги, но имели коней, а некоторые из них содержали для мяса и оленей, которые только летом жили недалеко от стойбищ, спасаясь от гнуса у дымокуров. Оленей доили. Некоторые охотники сивиры имели и верховых оленей, которых эвенки обычно убивали, принимая за диких.

Между эвенками, сивирами и киданями существовали контакты, тогда как браки с западными конными племенами, употреблявшими металл, запрещались для всех охотников. Охотник, женившись на девице киданей или сивиров, проводил в ее семье года два, затем отправлялся с женой в свои места. Жена всегда вела к мужу караван оленей. Таким образом, пеший охотник становился оленным. У себя он часто ставил два чума: для себя - конусообразный и для жены - чорамовый (по конструкции яранговый).

Предания, сохранившиеся у потомков древних ангарско-прибайкальских тунгусов, рассказывают о нападениях на них племени корендо (возможно, курыкан), жившего около Байкала и уводившего в плен эвенков. Делая пленниц женами, они оставляли их жить на пути от корендо к тунгусам. След тунгусского названия этого народа остался в названии одного из верхних притоков ангарской Ии - Корендо.

Следующей группой, с которой имели взаимоотношения ангарские тунгусы, были енисейцы: кеты, асаны, котты (в преданиях дяндри, няндри, нгамэндри; дяндри по-кетски «люди»).

Жили они рядом с тунгусами. Об этом свидетельствует и топонимика. А на севере находились низкорослые чури, "которые снимали шкуру с оленя чулком, были охотниками и рыболовами, держали много собак и ели собачье мясо. От связей с ними у потомков ангарских тунгусов осталось в языке много слов и грамматических элементов. От них же остались следы культа ворона, некоторые детали предметов в материальной культуре, ряд общих сюжетов в фольклоре и общая топонимика.

Бродячий образ жизни охотников-тунгусов еще на пешей стадии привел их к расселению вниз по Ангаре–Енисею и по Лене из Приангарья–Прибайкалья. Расселение это происходило до появления суффикса «ки» в самоназвании «эвенки» (термин «эвен» у потомков ангарских тунгусов сохранился еще в XIX в., а у сымских был в памяти в 1930 г.).

Уходя на север, они унесли с собой наименование «ламуты» или «ламкан ~ намкан», буквально «прибайкалец», позже - «приморец». А название самого Байкала - Ламу было перенесено на Ледовитый океан и Охотское море. В низовья Лены и на Охотское побережье было унесено наименование родов: «Шалган» - «пеший», «Шаман» (в якутской огласовке «Самай»), «Баякшин» (на Индигирке и Охоте в XVII в.).81

Исключительное значение в жизни тунгусов имело возникновение оленеводства, вызвавшее распространение оленеводов по тайге.

Верхнеамурские тунгусы, осваивавшие местность Оро (выше Албазина), издавна назывались «орочены» (т.е. жители Оро). Согласно легендам, часть их приручила дикого оленя и научила его стоять у костров, спасаясь от таежного гнуса. Таким образом, как рассказывают сказания, олени стали полудомашними. Летом они жили около человека, а на зиму уходили в глубь лесов.

Эти сказания распространены в среде эвенков и эвенов из рода Эджен, на восток от линии Алдан–Учур–Селемджа. Однако данные языка показывают, что верховая езда у тунгусов возникла под влиянием скотоводческих монгольских племен.

Так, «седло» в эвенкийском языке - эмэгин, в эвенском - эмгун, в монгольском - эмэгэл, эмэл. «Обшивка седла», «седло, зашитое в мешки», «мешки» в эвенкийском языке - комдан, хомдан, ком, в монгольском языке хом - «потник под седлом верблюда». «Коврик под необшитое седло» в эвенкийском языке - тэнинэ, в монгольском языке тэн - «потник». «Метка» у эвенков - хим ~ им, в монгольском языке - им. «Холостить» в обоих языках - акта.

Оленеводы могли кочевать только в горной части Приамурья, так как географические условия долины Амура непригодны для оленеводства. Олени, вытаптывая моховые пастбища, переходили дальше по отрогам Хингана, Яблонового и Станового хребтов на новые пастбища, за ними должны были идти и их хозяева.

Таким образом, расположение горных цепей определило направление расселения оленных групп тунгусов - орочен. Оленеводы вступали во взаимные браки с пешими охотниками - эвенками и эвенами (ламкан-намканами) и передавали им оленей. Это также отражено в сказаниях эвенов.

Одни из орочен вышли на Сахалин и, сохранив оленеводство, вошли в состав ороков.

Другие, выйдя на Амур через Амгунь и утеряв оленей, перешли на Анюй и дальше на Тумнин. Здесь они вошли в состав орочей.82

Распространяясь по отрогам Верхоянского хребта, оленеводы дошли до Лены и в тундре перешли ее.

Якуты в XIII в. столкнулись на Лене уже с оленными тунгусами. Если оленные группы расселились по бассейну Средней Лены задолго до прихода русских в Сибирь, то на Оленек и в бассейны всех трех Тунгусок оленеводы проникли незадолго до прихода русских. Здесь, как и на севере, оленные тунгусы были сначала врагами (булэшэл) коренных.

Распространение оленных тунгусов на запад от Оленека и Вилюя отразилось в преданиях: среди этих эвенков в начале нашего века еще были в памяти два периода - время чангитов-людоедов и время войн, когда появились олени. Приход оленеводов внес в этнографический комплекс и язык коренных эвенков немало черт, характерных для тунгусов Среднего Приамурья.

Если пешие охотники передвигались пешком даже в тех случаях, когда у них были олени, на которых перевозили только домашний скарб (детей в колыбелях переносили матери), то оленные передвигались на оленях верхом или на нарте.

Такую нарту у якутских торговцев видел И. Идее в XVII в. Рисунок этой нарты и посадка на ней те же, что у эвенков Южной Якутии в наше время. Поскольку эта ездовая нарта у них низкая и короткая, на двух и трех парах дугообразных копыльев, можно думать, что она была заимствована тунгусами от собаководов-аборигенов и приспособлена для оленей.

В Забайкалье, где тунгусы соприкасались с монголами и бурятами, в языках которых суффикс «чен» образует имя деятеля, появилось название «мурчен» («коневод»), наряду с этим название «орочен» приняло здесь значение «оленевод». Под влиянием степных скотоводов-монголов группы тунгусов орочены, видимо, и перешли от пешего образа жизни к скотоводству. Это следует из лексики, относящейся к нему.

У монголов тунгусы познакомились с тканями, которые первоначально употреблялись только для орнаментировки ровдужной одежды, с горячей перековкой металла и с таким инструментом, как кузнечные меха. Став скотоводами, забайкальские тунгусы начали охотиться на конях и утеряли «понягу» - заспинную дощечку и лыжи.

От южных соседей орочены заимствовали кожаный чехол, который натягивали на каркас во время переправы через речки, и переправлялись в кожаной лодке. По степям они совершали постоянные перекочевки с летников на зимники. Под влиянием соседей - монголов и бурят эти тунгусы в степях Приамурья стали заниматься облавной охотой на коз, когда выезжало от 50 до 200 чел. Они окружали табуны коз и били их стрелами. К мясной пище скотоводы добавляли рыбную и растительную. Из высушенных клубней сараны делали муку. Как и монголы, они приготовляли из кобыльего квашеного молока вино - араку. Из коровьего молока делали творог и сыры.

Скотоводство стало толчком для расселения тунгусов на юг по степным местам. Продолжая сохранять свои первоначальные самоназвания - «эвенки» и «орочены», они получили новые названия - «онгкоры», «солоны», «хамниганы».

Движение тунгусских племен из Забайкалья на восток привело к большим переменам в населении низовьев Амура, вероятно, начавшимся еще до организации государства чжурчженей. В состав аборигенных племен здесь постепенно вливались представители разных родов тунгусов-эвенков (Эджен, Самар, Килен).

Пришельцы утратили оленей, усвоили от аборигенов Нижнего Амура оседлый образ жизни и многие элементы их культуры, но сохранили основу языка, некоторые элементы религии и основные предметы общетунгусской культуры - конусообразный чум на промысле, лыжи, лодку-берестянку, обувь, некоторые элементы кафтана с нагрудником, уцелевшего в качестве ритуальной одежды, и колыбель.

Таким образом, к моменту первоначального соприкосновения с русскими тунгусы, рассеянные на огромных пространствах Сибири, сохраняя в той или иной мере исходную общность языка и культуры, делились на ряд групп, отличавшихся особенностями хозяйства и быта. Что же касается их социального строя, то все тунгусы не выходили за пределы патриархально-родовых отношений.

Примечания

75 Du Hа1de. Description geographique, historique, chronologique, politique et physique de l"Empire de la chine et dela Tartaru chinoise. Paris, 1735, t. IV, pp. 64-68.

76 Колониальная политика Московского государства в Якутии в XVII в. Л., 1936, стр. 95.

77 Г.Ф. Миллер. История Сибири, т. I. М.-Л., 1937, стр. 184; т. И, 1941, стр. 39.

78 Сб. «Материалы по эвенкийскому (тунгусскому) фольклору», Л., 1936, стр. 41-44;

А. П. Окладников. Восточная Сибирь в IX-XII веках. «Очерки истории СССР», М-Л., 1958, стр. 461-479;

Marvazi. China on the Turks and India. Translation von Minorsky. London, 1942;

В.В. Бартольд, Киргизы. Фрунзе, 1927.

79 S. Shirokogoroff. Social organization of the northern Tungus. Shanghai, 1929.

80 Исторический фольклор эвенков. Л., 1966; Сб. «Материалы по эвенкийскому (тунгусскому) фольклору», Л., 1936.

81 Г.М. Василевич. 1) Очерки диалектов эвенкийского языка. Л., 1948;

2) Этнографические наблюдения и лингвистические записи А.Л. Чекановского. Сб. «А.Л. Чекановский», Иркутск, 1962;

3) Этноним саман → самай у народов Сибири. «Советская этнография», № 3, 1965.

82 Г.М. Василевич. 1) Самоназвание орочен, его происхождение и распространение. «Известия Сибирского отделения АН СССР», серия общественных наук, № 3, 1963;

2) Типы оленеводства у тунгусов в связи с проблемой расселения их по тайге. Доклад на VII Международном конгрессе антропологических и этнографических наук, М., 1964.

История Сибири с древнейших времен до наших дней в пяти томах.
Том первый. Древняя Сибирь. "Наука", ленинградское отделение. Ленинград, 1968.
Глава восьмая (п. 6). Народы Сибири перед присоединением к Русскому государству, стр.395-402

Здесь электронная версия текста перепечатывается с сайта

tvsh2004.narod.ru/history/tungusy0.html