75 лет назад, в октябре 1939 г., на фронтах Второй мировой войны установилось вдруг непонятное затишье. В данный период получил название «Странной войны». О подоплеке подобного явления исследователи и журналисты спорят до сих пор. Что ж, давайте попробуем разобраться в причинах «странностей».
Для начала отметим известную закономерность – генеральные штабы различных держав нередко оказываются «готовыми к прошлой войне». Например, Первую мировую все участвовавшие армии планировали как маневренную – глубокие удары, полевые сражения. Планировали по опыту XIX в. Хотя качественные изменения в области вооружения и техники внесли в стратегические разработки существенные коррективы. Винтовки стали скорострельными, появились пулеметы, увеличивались поражающие факторы артиллерии. Даже полевую оборону из обычных земляных траншей преодолеть стало чрезвычайно трудно. А ее научились усиливать железобетонными сооружениями, минами, колючей проволокой. Война неожиданно для сражающихся сторон оказалась позиционной. Армии зарывались в землю, наращивали системы траншей и окопов. Для наступления сосредотачивали огромное количество орудий. Артподготовки месили неприятельские позиции вместе с солдатами по несколько суток, а то и неделями.
Правда, тогда же появились новые средства прорыва укрепленных полос – танки, бомбардировщики. Но они оставались очень несовершенными. Любопытно, что германские военные сперва вообще проигнорировали танки, сочли их никчемной игрушкой. Со временем новые виды вооружения становились более надежными и сильными. Однако европейская военная наука пребывала в уверенности: следующая война опять будет позиционной. Все страны, опасавшиеся соседей, возводили по границам мощные укрепления. Чехи строили мощную оборону в Судетах, финны «Линию Маннергейма», Советский Союз «линию Сталина».
Ну а Франция была богатой страной, могла себе позволить значительные расходы, и соорудила по восточной границе «Линию Мажино». Ее признавали неприступной. Бетонные казематы, ощетинившиеся стволами тяжелой артиллерии, россыпи дотов, блиндажи и подземные казармы. Строили и немцы, вдоль французской границы возводили «Линию Зигфрида». Она была гораздо слабее французской. Ее начали строить лишь в 1936 г., и масштабы были куда скромнее. Немцы вкладывали средства в развитие авиации, танков, на инженерные сооружения денег не хватало.
Хотя сперва укрепления потребовались немцам, а не французам. Когда Гитлер напал на Польшу, Германии было далеко до своего максимального могущества. На нее еще не работала промышленность всей Европы. Она еще не вбирала подкрепления из поляков, французов, бельгийцев. Чтобы сокрушить Польшу, немцам пришлось бросить против нее почти все войска. На Западе остались прикрывать всего 23 дивизии против 110 французских. Как свидетельствовал Кейтель: «При наступлении французы наткнулись бы лишь на слабую завесу, а не на реальную оборону».
А ведь Франция являлась союзницей Варшавы. По совместным планам в случае германского нападения она должна была сразу же оказать авиационную поддержку, а на 15-й день мобилизации перейти в наступление. Немцам придется перебрасывать войска на запад, и поляки будут спасены… Но наложилась политика. В том числе, грязная теневая политика. Закулисные круги Англии и Франции закрывали глаза на вооружение Германии, явно нацеливая ее на Советский Союз. Гитлера подталкивали на восток, откровенно поощряли его, подарив Австрию, Чехословакию. Предполагалось, что он должен вступить в антисоветский альянс с поляками. Но он перечеркнул сценарий, намеченный на Западе. Вступил в альянс со Сталиным и ударил на Польшу.
Но даже теперь среди английских и французских политиков выделялось сильное крыло, полагавшее – воевать не надо. Лучше пожертвовать Польшей так же, как Чехословакией. Сам главный «миротворец», британский премьер-министр Чемберлен, колебался. Но вся его политика умиротворения слишком уж позорно провалилась! Разразился скандал в парламенте. Гитлер Лондону в рожу плевал, а ему улыбочки строили. Лидер оппозиции Эмери заявлял: “Доколе мы будем заниматься пустой болтовней, когда Британия и все, что ей дорого, и сама цивилизация находятся под угрозой?... Наш долг – выступить вместе с французами”. Кабинет Чемберлена повис на волоске, и ему пришлось согласиться выступить “вместе с французами”.
Но в том-то и дело, что французов заставить выступить было еще труднее! Воевать им ох как не хотелось! Англичане сидели на островах, а непосредственные боевые действия ложились на долю Франции! Между Парижем и Лондоном пошли споры относительно ультиматума немцам. Стоит ли его предъявлять? Когда? В итоге Англия и Франция объявили Германии войну лишь 3 сентября, когда вооруженные силы Польши были основательно разгромлены.
Но даже и запоздалое вмешательство западных держав вызвало в Берлине панику. Гитлер азартно заложился, что англичане и французы останутся в стороне – а они не остались! Ринутся в наступление, и конец! И это наступление действительно началось. Даже раньше, чем наобещали полякам по союзным обязательствам. 7 сентября две французских армии перешли границу, вступили в германский Саар. Жиденькие немецкие заслоны бой не принимали, отступали к укреплениям «линии Зигфрида».
Однако 12 сентября в Аббевиле состоялось заседание французско-британского военного совета с участием глав государств, Чемберлена и Даладье. Пообсуждали-пообсуждали, и приняли весьма своеобразное решение о «максимальной мобилизации средств до начала крупных сухопутных операций, а также ограничении действий ВВС». То есть, не предпринимать ничего, пока не накопится «максимальное» количество сил и средств! Даже свернуть воздушные удары, не бомбить военные и промышленные объекты Германии (чего немцы тоже очень боялись). А соединения, которые уже вступили на германскую территорию, получили приказ возвращаться назад. Словом, Франция и Англия начали войну только для того, чтобы политики смогли сохранить лицо. Для галочки. А Польшу сбрасывали со счетов. Ведь за ней лежал Советский Союз! Вот и схлестнутся немцы с русскими…
Не схлестнулись. В данный момент для Гитлера было выгоднее изображать дружбу с Москвой. Он замышлял сценарий, наподобие пресловутого «плана Шлиффена». Громить по очереди, сперва западные державы, а потом сосредоточить все силы против СССР. Поэтому с октября 1939 г. война приобрела «странный» характер. Во Франции велась мобилизация. Из запаса призывались резервисты. Железнодорожные эшелоны перебрасывали к границе новые дивизии. Они разгружались, располагались, осваивались. Под прикрытием укреплений «Линии Мажино» разворачивалось 5 миллионов солдат и офицеров! Вчерашние штатские фотографировались в форме, посылали женам и невестам бравые фотокарточки – с фронта! Это было красиво, свежо, и вроде бы, безопасно. Изображай из себя командиров, солдат. А правительства созовут очередную конференцию. Неужели не договорятся с Гитлером? Всем верилось – договорятся. Ведь раньше всякий раз договаривались.
Но теперь сам Гитлер не намеревался договариваться с Францией и Англией. Уже 25 сентября 1939 г. начальник генштаба Гальдер записал в дневнике о “плане фюрера предпринять наступление на Западе”. А 27 сентября Гитлер поставил перед своими военачальниками задачу “наступать на Западе как можно скорее, поскольку франко-английская армия пока еще не подготовлена”. Хотя вскоре выяснилось, что скорее никак не получится! После сражений с поляками в наличии осталось лишь треть боекомплекта боеприпасов – требовалось заново копить их. Не хватало горючего. Его предстояло тоже копить, подвозить с нефтеперегонных заводов к новым театрам боевых действий. Мало того, у немцев не было запасных танков. А боевая техника, участвовавшая в польской кампании, на 90 % оказалась непригодной! Если пощадили снаряды, то она выработала ресурс, вышла из строя от поломок на раздолбанных польских дорогах. Нужен был ремонт, регламентные работы.
Хочешь или не хочешь, от немедленного удара пришлось отказаться. А для основательной подготовки, состояние «странной войны» устраивало немцев как нельзя лучше. Чтобы не нарушить это состояние, фюрер даже запретил своим подводным лодкам топить британские корабли. Гитлер уточнял планы ударов на французов и англичан, но в эти же дни вдруг рассыпался целым букетом предложений о мире. Передавал их через шведского бизнесмена Далеруса, итальянского министра иностранных дел Чиано. Озвучивал эти предложения в выступлениях перед рейхстагом: “Если англичане действительно хотят мира, они могут обрести его через две недели, и без каких-либо унижений”. Из-за чего ссориться-то? Неужели, из-за какой-то Польши? В адрес Франции фюрер тоже изображал вежливость и дружелюбие. Официально объявил, что Германия к ней не имеет претензий, даже не будет требовать возвращения Эльзаса и Лотарингии.
Однако говорить всерьез о каких-то мирных инициативах Гитлера не приходилось. Выбросив фонтаны самых заманчивых предложений, он даже не стал ждать ответа! 10 октября фюрер собрал своих генералов и зачитал им директиву № 6 на разработку операции против Франции. В приложении к этой директиве подчеркивалось – возможностей мира не рассматривать. «Цель Германии в войне должна… состоять в том, чтобы окончательно разделаться с Западом военным путем, т.е. уничтожить силу и способность западных держав еще раз воспротивиться государственной консолидации и дальнейшему развитию германского народа в Европе».
Правда, и Чемберлен с Даладье не клюнули на удочки о примирении. Слишком уж осрамились они с мюнхенским «умиротворением», слишком похабно плюхнулись в лужу перед всем миром. Для них теперь было невозможно безоговорочно поощрять Гитлера, и они ответили уклончиво – если Германия хочет мира, нужны “дела, а не только слова”. Что ж, для фюрера это стало хорошим поводом обвинить Англию и Францию. Немцы искренне стремятся к миру, а западные страны против! Так кто же виновники войны? Пускай пеняют на себя!
В целом же, французско-германская граница называлась теперь фронтом, но там никто не стрелял, никто не атаковал. Солдаты сидели по своим укреплениям и посматривали на противоположную сторону. Коротали время, играя в футбол. В благоустроенных блиндажах и казармах «Линии Мажино» слушали радио, патефонные пластинки, разглядывали непристойные журнальчики. «На передовую» приезжали с концертами популярные артисты. Войск становилось все больше. В дополнение к французским дивизиям стали прибывать британские. А к немцам добавлялись их соратники, перебрасываемые из Польши. Ну а главы государств и дипломаты «маневрировали», искали пути выходе из тупика. Во Франции не только политики, но и большинство военачальников выступали за то, что примириться с Германией совсем не поздно. Примириться просто необходимо – если она вновь станет “предсказуемой”. То есть, обратится против СССР.
Велись неофициальные переговоры. В Германии к ним подключилась «генеральская оппозиция». Впрочем, историки уже давно отметили: так называемая «генеральская оппозиция» яйца выеденного не стоила. Она не шла дальше болтовни в узких кругах знакомых и перемывания костей фюреру. Но война напугала генералов. Они предсказывали разгром, как в Первой мировой. Сперва прогнозировали, что захват Австрии обернется катастрофой. Потом боялись захвата Чехословакии, нападения на Польшу. Когда выиграли – забыли о своих страхах, возгордились победами. Но столкновение с Англией и Францией явно выглядело повторением Первой мировой со всеми вытекающими последствиями!
Посланцы оппозиционных генералов, начальника абвера Канариса, статс-секретаря германского министерства иностранных дел Вайцзеккера появились в Швейцарии, Швеции, Риме. Наводили контакты с англичанами. Вырабатывали условия, на которых можно примириться. Но так, чтобы не возвращать уже завоеванные страны. И не только завоеванные! Указывали, что Германии надо предоставить «свободу рук» в Восточной и Центральной Европе.
Западные политические круги были совсем не против. Британский посол в Ватикане Осборн заявлял, что захваченные государства можно немцам оставить. Для примирения надо только гарантировать, что немцы “не предпримут никаких наступательных действий на Западе” (многозначительно умалчивая о действиях на Востоке). Называл еще одно желательное условие, отстранение от власти Гитлера, он ведь оказался таким коварным, обманул Лондон и Париж. К подобным переговорам подключился римский папа Пий XII. Он шел еще дальше, готов был выступить посредником в заключении мира. В это время нацисты вовсю репрессировали католическое духовенство в Польше, но понтифика, судя по всему, это не озаботило. За примирение на Западе он готов был содействовать “урегулированию восточного вопроса в пользу Германии”. То есть, пустить немцев в Восточную Европу – пускай воюют с русскими сколько угодно.
Но оппозиционеры не имели никаких реальных сил и полномочий. А сам Гитлер не намеревался уходить со своего поста или мириться. Он уже в полной мере раскручивал подготовку к «блицкригу». Директива № 6 от 9 октября 1939 г. о подготовке удара по Франции предписывала: “На северном фланге Западного фронта подготовить наступательные операции через люксембургско-бельгийско-голландскую территорию. Это наступление должно быть проведено как можно более крупными силами…” Кстати, фюрер здесь не придумал ничего нового. Он опять повторял идею старого «Плана Шлиффена», составлявшегося в начале века. Собрать кулак помощнее и двинуть его через нейтральные страны, обойдя таким образом пограничные укрепления французов.
В Первую мировую этот план отчасти удался. Командование союзников до последнего момента не подозревало, что немецкая лавина устремится в обход. Она раздавила бельгийцев, разметала наспех брошенные навстречу соединения французов и англичан. Только при последующем прорыве на Париж германские колонны оторвались от тылов, выдохлись, да и русские вмешались, заставили немцев перебрасывать свои корпуса на восточный фронт. В совокупности эти факторы позволили разбить и отбросить зарвавшегося врага в сражении на Марне.
Но и сейчас германское командование принялось готовить аналогичную операцию. Автоматически предполагалось, что противники повторят такие же грубые ошибки, как в 1914 г. Правда, Рунштедт, Манштейн и Гудериан доказывали обратное: неужели англичане и французы дважды наступят на одни и те же грабли? Повторяться нельзя! Однако их возражения отметались, начальство даже не желало слушать инакомыслия. Чем завершилась бы подобная операция, трудно сказать. Потому что генштабисты Англии и Франции рассуждали именно так: если немцы рискнут наступать, то будут действовать по старым сценариям, через Бельгию. Впрочем, рассуждали чисто теоретически. В саму возможность удара никто не верил. Неужели отважатся?
Однако Гитлер полагал – «провидение» ведет и не оставит его. Назначал наступление на ноябрь. Нет, генералы опять охладили вождя. Докладывали: к ноябрю они изготовиться явно не успеют. Особую озабоченность вызывали танки, пополнить танковые дивизии техникой оказалось не быстро и не просто. Начало операции перенесли с ноября 1939 на январь 1940 г. А потом наложилась случайность. Незадолго до назначенного срока потерял ориентацию и cовершил посадку в Бельгии самолет с германскими штабными офицерами, везшими карты и планы. Гитлер был вне себя от гнева. Приказал расстрелять и экипаж, и пассажиров злосчастного самолета.
Хотя реакция западных держав оказалась настолько же глупой и непоследовательной, как и вся «странная война». Уж теперь-то они получили неоспоримое доказательство – Гитлер не намерен мириться, надо ожидать нападения. Тем не менее, союзники ничуть не изменили своих взглядов и образа действий. Точнее, бездействий. Пушки на Линии Мажино по-прежнему молчали, даже разведывательных поисков не предпринималось. Стычка может невольно перерасти в бой, а бой в сражение – вышестоящие штабы строжайше предписывали подчиненным избегать подобного легкомыслия. Ты не стреляешь – в тебя не стреляют. Существуют правительства, и они постараются, чтобы война завершилась как-нибудь покультурнее.
Что же касается севшего самолета, то французские и британские военные глубокомысленно рассуждали - ведь это может быть провокацией. Или дезинформацией. Можно ли поверить, что союзникам за здорово живешь достались подлинные немецкие планы? А Бельгия и Голландия получили доказательства, что Гитлер не намерен считаться с их нейтралитетом, готовит вторжение. Логика диктовала, что надо срочно вооружаться, заключить союз с Англией и Францией, пригласить их войска для обороны своей территории. Куда там! Правительства обоих государств тоже рассуждали по своему – а вдруг это провокация? Специально для того, чтобы они нарушили нейтралитет. Если нарушат, тогда-то Германия получит предлог напасть на них. Вместо организации обороны бельгийцы и голландцы обратились к Гитлеру с очередными мирными инициативами, предложили свое посредничество в урегулировании конфликта.
Но и фюрер решил поменять сроки, ставшие известными противнику. А если получится, то поменять и планы. Созвал совещание военачальников, и тут-то подсуетились Рунштедт с Манштейном. Подсунули напрямую фюреру собственный вариант, отвергнутый их начальством. В их варианте предусматривалось прорывать фронт не на фланге, а в центре, в Арденнах. Здесь, в горах, французы надеялись на естественные препятствия. Наступление крупными силами считали невозможным, и укрепления были слабыми. Но Рунштедт и Манштейн утверждали – танки пройдут, и можно сыграть именно на том, что в прошлой войне вторжение осуществлялось через Бельгию, что подобные планы стали известны противнику. Надо нанести на фланге отвлекающий удар! Французы и англичане бросятся отражать его, а на них обрушится удар в Арденнах. Ту самую группировку, которая соберется у бельгийских границ, можно отрезать, прижать к морю и уничтожить. Гитлеру план понравился и был утвержден. А наступление было назначено на март. Позже его сдвинули на май.
Все эти причины как раз и обеспечили семь месяцев «странной войны». С одной стороны – политическое проституирование и интриги Запада, с другой – всего лишь технические задержки.
За всю историю человечества, пожалуй, не было более странной и непонятной войны, чем та, которая началась 3 сентября 1939 года, когда Франция и Англия объявили войну Германии. Поводом для объявления войны стало нападение Германии на Польшу, которую французы и англичане обязались защищать согласно договорам от 15 мая и 25 августа 1939 года. Вступление Франции и Англии в войну вызвало ликование в Польше, и поначалу казалось, что Гитлер допустил серьезнейшую ошибку, получив войну сразу на два фронта. Хотя сам же Гитлер всегда заявлял, что война на два фронта, после печального опыта Первой мировой войны, для Германии бесперспективна, и шансы ее выиграть равны нулю. Впрочем, и без участия в войне Польши шансы победить Францию и Англию были минимальны, т. к. в конце 1930-х гг. эти две страны являлись, как сказали бы сейчас, сверхдержавами, превосходящими Германию практически по всем показателям. Французская армия была одной из сильнейших в Европе, кроме того, Франция располагала третьим по величине военным флотом в мире, и Германия имела немного шансов выстоять даже против одной только Франции, не говоря уж о ее союзниках. Однако Гитлер в 1939 году почему-то не сильно переживал, что ему опять пришлось воевать на два фронта, да еще и против превосходящего по силам противника. Наверное, поводов для беспокойства у фюрера и впрямь было немного. Что и подтвердили дальнейшие события.
Пограничные фортификации на Линии Мажино (wapedia.mobi/pl)
Пока вермахт сокрушал польскую армию, французы и англичане начали неспешно развертывать войска, кормя несчастных поляков обещаниями о скором начале боевых действий. Однако немецкие дивизии продвигались вглубь Польши все дальше и дальше, а активность французов и англичан была близка к нулевой. 13 сентября небольшие подразделения французской армии, не встречая сопротивления, продвинулись на 8 км вглубь немецкой территории только лишь затем, чтобы 3 октября... отойти обратно к линии госграницы. После чего там надолго наступила практически мирная тишина. К тому времени Польша перестала существовать: ее армия была разгромлена, а правительство бежало за границу. В общем, помощь оказывать было уже некому, что французов и англичан полностью устраивало. А воевать с немцами, причем воевать «серьезно», в их планы не входило.
Бомбардировщик РАФ, сброс листовок над Германией (ww2today.com)
Немцы также не предпринимали никаких действий против англо-французских войск, т. к. Гитлер строжайше запретил нарушать не только сухопутную границу, но и воздушную тоже. И эта ситуация разительно отличалась, например, от первых месяцев 1941 года, когда немецкие самолеты чуть ли не ежедневно нарушали советскую границу. Границу дружественной страны, с которой у Германии к тому же был подписан договор о ненападении! А тут и война уже объявлена, и армии отмобилизованы, а границу не переходи и не перелетай!
Так и сидели на своих позициях немцы с одной стороны, а французы и англичане - с другой стороны границы, и от нечего делать глазели друг на друга несколько месяцев, всячески стараясь не нарушить покой друг друга. А т. к. просто смотреть друг на друга было скучно, то в англо-французскую армию было отправлено 10 000 футбольных мячей, игральные карты, увеличились поставки спиртных напитков. Одно слово - «действующая» армия…
Не надо быть Суворовым, чтобы понять, что все, происходившее в тот момент на франко-германской границе, с войной не имело ничего общего. На любой войне крайне важно захватить и удерживать стратегическую инициативу, принимать смелые и порой нестандартные решения, всячески стараться переиграть противника, а в данном случае обе стороны словно соревновались в глупости и лени. Обе армии сморил такой жесточайший пацифизм, что еще чуть-чуть, и обе стороны начали бы ходить друг к другу в гости на огонек, перекинуться в картишки или поиграть в футбол. Благо что футбольных мячей, повторим, завезено было предостаточно.
Отдельные стычки, причем иногда весьма серьезные, происходили в воздухе и на море, но на сухопутных армиях это никак не сказывалось. А ведь Вторая мировая война могла бы закончиться еще в сентябре-октябре 1939 года. Для этого французам и англичанам даже не надо было переходить в крупномасштабное наступление, а лишь начать наносить бомбовые удары по Руру, являвшемуся сердцем германской экономики. Но вместо этого англо-французские бомбардировщики бомбили немцев не бомбами, как это принято делать на «нормальной» войне, а… листовками, которые немцы с удовольствием использовали в гигиенических целях. Бумагой немцы запаслись надолго, т. к. только одни англичане сбросили им 18 млн листовок.
Вот и получается, что, пока польская армия агонизировала под ударами вермахта, польские, с позволения сказать, «союзники» занимались всем чем угодно, но только не оказанием Польше реальной помощи. Посильная помощь скорее оказывалась Гитлеру, который, как известно, очень не хотел войны на два фронта.
Такой войны и не получилось. Изо дня в день, с сентября 1939 по май 1940 гг., находящиеся на этом фронте, так и не ставшим «вторым», солдаты наблюдали одну и ту же картину: тишина, неприятеля никто не тревожит, ни одна бомба и снаряд не падают ни на ту, ни на другую армию. И так - 8 месяцев…
Гитлер (megabook.ru)
Неудивительно, что эту войну прозвали «странной» и «сидячей». «Пацифизм» англичан и французов позволил в конечном счете немцам быстренько разделаться с Польшей, а затем основная часть немецких войск была перебазирована на Запад. И только 10 мая, после того как , чуть ли не открытым текстом заявляя, что является противником войны с Англией и Францией, «сидячая война» закончилась под грохот рванувших во Францию танковых клиньев вермахта. Больше играть в отдающие откровенным идиотизмом «посиделки» фюрер был не намерен, и на всякий случай решил ликвидировать пусть и безобидный, но все же существующий «второй» фронт.
Заключительным и не менее странным аккордом «сидячей войны» стал даже не разгром Франции, а чудесное спасение английской армии под Дюнкерком. Вместо того чтобы окружить английские дивизии и блестяще довершить разгром англо-французов, Гитлер проявил необъяснимые «сдержанность» и «медлительность» и позволил англичанам практически в полном составе эвакуировать свои деморализованные части на Британские острова. Объяснить такое странное «великодушие» фюрера не могли даже гитлеровские генералы, но, видать, у Адольфа Алоизыча были более чем веские причины отпустить англичан восвояси.
Поляки приветствуют боевые действия между «союзницей» Англией и Германией (ookaboo.com)
«Сидячая война» с самого начала являла собой беспримерный в мировой истории образчик предательства и цинизма западных политиков и политиканов всех мастей, конечной целью которых было всеми возможными способами и средствами стравить между собой Германию и СССР. Вот почему в сентябре 1939 года была предана Польша. Да и странное поведение английской армии во время начала вторжения Гитлера во Францию заставляет усомниться в лояльности англичан и по отношению к своим французским союзникам. Если что Англия и делала, как до начала «сидячей войны», а затем и во время нее, так это всячески облегчала Гитлеру жизнь. И «сидячая война» с ее восьмимесячным «замороженным» состоянием является лучшим тому доказательством.
Фрагмент интервью писателя Николая Старикова КМ ТВ. Как Гитлер вышел из-под контроля Запада и как фюрера вернули к намеченному сценарию.
Михаил ЛАХОВ
«Аналитическая газета «Секретные исследования», №10, 2015
Советско-финляндская война 1941 – 1944 годов в рамках Второй мировой войны началась через три дня после нападения на СССР Германии, когда силы советского воздушного флота нанесли авиаудар по 18 финским аэродромам и нескольким населённым пунктам. Зачем?
ПОВОД
Официальное объяснение удара по Финляндии и увеличение и без того длинного фронта в российских источниках такое: «Военные действия начались 22 июня 1941 года, когда в ответ на занятие финскими войсками демилитаризованной зоны Аландских островов финские войска подверглись бомбардировке советской авиации». Хоть что-нибудь понятно? При чем тут Аландские острова, если они разделяют Финляндию и Швецию, а не СССР и Финляндию?
Бомбардировка, похоже, застала финнов врасплох. Лишь на следующий день 26 июня правительство Финляндии заявило, что страна находится в состоянии войны с СССР, а 29 июня финские войска также начали боевые действия против СССР и к концу 1941 года оккупировали значительную часть территории Карелии, включая её столицу Петрозаводск.
Захват Красной армией Прибалтики летом 1940 года, слухи августа месяца о новой войне, ноябрьская поездка Молотова в Берлин… Все это заставляло Хельсинки также дружить с Берлином, ибо финны видели в Германии гарант сдерживания Сталина от новых нападений. Советский Союз негативно относился к «транзиту» германских войск через Финляндию в оккупированную немцами Норвегию. Это приводило к тому, что часть немецких войск оседала в виде гарнизонов в наиболее крупных и важных в стратегическом плане пунктах Северной Финляндии. И таким образом, по мнению советского руководства, Германия перешагнула рубеж, который был определен секретным приложением к договору о сферах влияния Германии и СССР, о чем и шла речь во время визита Молотова в Берлин.
Историки России пишут: «Информация о тайных военных приготовлениях Финляндии, конечно, поступала в Москву, что вызывало большую озабоченность советского руководства, но возможности каким-либо образом эффективно помешать сползанию Финляндии к войне не было»…
Так и хочется воскликнуть: «Феноменально, Холмс!» Правительство СССР тайно договаривается с Гитлером по разделу Восточной Европы, делит с ним Польшу, нападает в ноябре 1939 года на Финляндию, оккупирует в 1940 году все прибалтийские государства, и при этом озабочено, что уже раз битые финны тоже держат свой порох сухим и тоже о чем-то договариваются с немцами! «Избрание в конце 1940 года Р. Рюти на пост президента Финляндии, известного своей прогерманской позицией, еще более осложнило отношения двух стран», – пишут историки. Ну и что? Сталин в эти дни тоже дружит с Гитлером. Он даже поздравительные телеграммы шлет в Берлин на день рождения Гитлера.
Не будем приветствовать Финляндию за её прогерманскую позицию. Но выбора у маленькой Суоми не было – не Германия, а СССР грозил ей потерей новой территории и самого суверенитета. Немцы же на Финляндию не претендовали. О том, какая роль отводится Финляндии в плане «Барбаросса», руководство Финляндии узнало лишь 25 мая 1941 года. Непосредственно к самой границе с Советским Союзом немецкие войска на севере стали выдвигаться 18 июня. За 5 дней до германского нападения на СССР была объявлена мобилизация финской армии, правительство объясняло ее возросшей угрозой со стороны СССР. И не ошиблось.
В бомбардировках советской страны 22 июня 1941 года участвовали и немецкие самолеты, поднявшиеся с территории Финляндии, хотя сама Финляндия продолжала воздерживаться от участия в войне. Российские, как и советские авторы пишут, что финны находились якобы в ожидании предлога, чтобы напасть. Но на предоставлении своей территории немецким базам роль Финляндии в войне так бы и ограничилась, финны нападать даже не помышляли. А вот удары советской авиации по местам якобы дислокации германских самолетов на финской территории 25 июня, по мнению советских и российских историков, «облегчили финскому правительству решение об официальном объявлении войны СССР». Так зачем же такой повод было давать? Не сумасшествие ли это?
На самом деле, всё выглядело самоубийственно: всё рушится, Красная армия не отступает даже бежит, а по нейтральной Финляндии наносятся бомбовые удары. Финнов за уши затаскивает в стан врагов СССР сам же Сталин.
Президент Рюти, тем не менее, колебался объявлять войну, но в выступлении по радио 26 июня сделал это. В Финляндии в первые месяцы эту войну прозвали «летней», а затем войной «Продолжением», имея в виду войну предыдущую 1939 – 1940 годов. Руководство Финляндии, стараясь не потерять отношения с западными странами, утверждало, что у страны своя особая, отдельная война, что она не союзница нацистской Германии. Тем не менее, Великобритания, не начиная военных действий, в декабре 1941 года объявила войну Финляндии, а США разорвали дипломатические отношения с Суоми летом 1944 года.
Наступательная операция финской армии началась лишь 10 июля 1941 года, что вновь опровергает все голословные заявления советских историков, что, мол, финны готовились к войне и ждали лишь повода: «массивные действия с территории Финляндии планировалось начать через восемь-десять дней после атаки Германии». Но восемь дней растянулись на три недели.
ХОД ВОЙНЫ
Главнокомандующий финской армии Карл-Густав Маннергейм в качестве конечной цели войны ставил освобождение Восточной Карелии, что породило замешательство как в самой стране (многие финские солдаты считали, что их целью является старая граница 1939 года), так и за рубежом. В СССР писали, и сейчас в России пишут тоже, что в тайных планах финского правительства было включение всего Кольского полуострова в состав Финляндии, а финская пропаганда-де не стеснялась говорить о будущей Великой Финляндии с территорией до Урала. Но пропаганда много чего говорит, особенно в годы войны. Дальнейшие действия финской армии доказывают, что ни до Урала, ни даже до Кольского полуострова никто в Финляндии идти не собирался, лишь до старой границы. Захват Восточной Карелии в планах Маннергейма служил обеспечением безопасности страны, не более.
Финское командование держало на северном участке советско-финляндской границы только 2 дивизии, которые наряду с 4 немецкими дивизиями входили в отдельную армию «Норвегия». На южном участке были сконцентрированы Юго-Восточная и Карельская финские армии. Им противостояли войска Северного фронта, который директивой Ставки ВГК был разделен на Карельский фронт и Ленинградский фронт. И если 14-й советской армии при содействии Северного флота к середине июля 1941 года удалось остановить продвижение противника на Мурманском, Кандалакшском и Ухтинском направлениях, то растянутые на широком фронте войска 7-й армии не смогли противостоять Карельской финской армии, имевшей трехкратное превосходство в силе, и отошли к концу сентября на реку Свирь, где фронт стабилизировался до лета 1944 года.
После полутора месяцев защиты Петрозаводска, в октябре 1941 года город был оставлен советскими войсками. Юго-Восточная финская армия, перешедшая в наступление 31 июля 1941 года на Карельском перешейке, получив серьезный урон от 23-й армии, вынуждена была к концу сентября 1941 года прекратить наступательные действия. Здесь, на северных подступах к Ленинграду, фронт также стабилизировался до июня 1944 года.
Историки пишут, что таким образом, мол, советские войска не позволили финским и немецким войскам соединиться и создать второе кольцо блокады вокруг Ленинграда, сковали в Карелии значительные силы противника. Но это произошло в основном потому, что финны и не желали дальнейшего продвижения, как и не желали участвовать в блокаде Ленинграда, пусть немцы в день нападения Германии на СССР полушутя предлагали финнам перенести их столицу в Петербург.
Война приобретала затяжной, позиционный характер. Финны начали искать возможности для выхода из войны, что опять-таки противоречит заявлениям советских и российских историков про амбиции Финляндии. Победа над немцами и румынами под Сталинградом в 1943 году стала для Финляндии решающей в отношении продолжения войны. Но переговоры с Советским Союзом были очень нелегкими и в апреле 1944 года окончились безрезультатно. Германия требовала от финнов заключения союзного договора.
Историки пишут: «Через несколько дней после высадки союзных войск во Франции, Советский Союз начал крупную Выборгско-Петрозаводскую операцию по разгрому финской армии на Карельском и Онежско-Ладожском перешейках с целью вывода Финляндии из войны на стороне фашистской Германии». За кадром вновь остается факт, что финны уже сами предлагали выйти из войны, но Сталин настаивал на своих условиях и желал говорить с Рюти только с позиции силы.
С советской стороны в Выборгско-Петрозаводской операции участвовали 450 тысяч человек, 10 тысяч орудий и минометов, около 800 танков и самоходок, 1574 самолетов. Советские войска превосходили противника в людях в 1,7 раза, в артиллерии – в 5,2 раза, в танках и САУ – в 7,3 и самолетах – в 6,2 раза.
На выборгском направлении советские войска встретили мощную оборону глубиной до 120 км («Карельский вал»), состоявшую из трех полос. После сильнейшего огневого подавления первой полосы советской артиллерией оборона противника, несмотря на переброску дополнительных финских и немецких дивизий, была сломлена, 15 июля был завершен прорыв второй полосы, и 20 июля советские войска овладели Выборгом.
Таким образом, были обеспечены благоприятные условия для начала Свирско-Петрозаводской операции, в результате которой был освобожден Медвежьегорск, Олонец и Петрозаводск. Историки пишут: «Затем были очищены от противника большая часть Карело-Финской ССР»… Здорово! Финскую республику очищают от финнов!
На следующий день после начала Свирско-Петрозаводской операции, 22 июля, Финляндия при посредничестве Швеции запросила у СССР условий мира. Тут же прибывший в Хельсинки германский министр иностранных дел И. фон Риббентроп потребовал гарантий, что финны и впредь будут продолжать борьбу на стороне Германии. Президент Рюти подписал таковое обязательство, но это было лишь частное обязательство президента, которое связывало только его самого. Теперь уже он не мог принимать участие в мирных переговорах, и после его отставки на пост президента 5 августа 1944 года парламент избрал маршала Маннергейма.
Соглашение о прекращении военных действий было подписано в Москве 4 сентября 1944 года. Финляндия взяла на себя обязательства в течение двух месяцев демобилизовать армию, вывести немецкие войска из страны до 15 сентября 1944 года, разоружить и передать СССР в качестве военнопленных все немецкие войска с финской территории.
В связи с нежеланием немцев покидать финскую территорию между Финляндией и Германией началась локальная так называемая Лапландская война, которая закончилась только весной 1945 года, унеся жизни около тысячи финских солдат. Всего же в этой войне Финляндия потеряла погибшими около 61 тысяч солдат. Потери советских войск в одной только Выборгско-Петрозаводской операции составили около 23.700 человек убитыми и 72.700 раненными.
Как и Зимнюю войну, Финляндия заканчивала и эту стороной проигравшей. Но алогизм победы СССР в этой очередной войне с Финляндией состоит в том, что обе страны вернулись к состоянию 1940 года, кроме отошедшей к СССР абсолютно никому не нужного куска северной малозаселенной и собственно не представляющей интереса земли Петсамо у норвежской границы. Так и осталось загадкой то, какая же цель была у этой Советско-финляндской войны и за что погибло почти 100 тысяч советских солдат. Впрочем, точные потери советской стороны неизвестны до сих пор. Неужели солдаты воевали три года только из-за нелепейшей ошибки своего руководства в жаркий день 25 июня 1941 года?
В первых числах октября 1939 г. французские войска без боя отошли из района Саарбрюккена с немецкой территории и расположились на укрепленных оборонительных позициях вдоль франко-германской Границы. Британские экспедиционные силы, не встречая каких-либо помех со стороны противника, высадились во французских портах Шербур, Брест и Сен-Назер и заняли намеченные оборонительные позиции. На западном фронте установилось полное затишье. Французский корреспондент Р. Доржелес, посетивший в то время войска, писал: «...я был удивлен спокойствием, которое там царило. Артиллеристы, расположившиеся у Рейна, спокойно глазели на германские поезда с боеприпасами, курсирующие на противоположном берегу, наши летчики пролетали над дымящимися трубами заводов Саара, не сбрасывая бомб. Очевидно, главная забота высшего командования состояла в том, чтобы не беспокоить противника»4.
Не тревожил в это время англо-французские войска и вермахт. 18 октября 1939 г. германское командование издало директиву № 7, которая обязывала немецко-фашистские войска на западном фронте воздерживаться от активных боевых действий. Разрешались лишь ограниченные действия разведывательных подразделений и полеты разведывательной авиации. Война, по словам генерала Бофра, стала казаться «каким-то гигантским сценарием молчаливого соглашательства, при котором ничего серьезного произойти не может, если мы будем корректно играть нашу партию»5. Во французских и британских штабах царила уверенность, что воюющие державы придут в конце концов к компромиссу.
Когда известный консерватор Л. Эмери предложил министру авиации Великобритании К. Вуду сбросить зажигательные бомбы на лесные массивы Германии, Вуд ответил: «Что вы, это невозможно. Это же частная собственность. Вы еще попросите меня бомбить Рур...». И английские бомбардировщики вместо бомб разбрасывали над Германией миллионы листовок.
Фактическое бездействие англо-французских войск на всем фронте по границе с Германией отвечало политическим целям союзников. Правящие круги Англии и Франции полагали, что, не прибегая к активным боевым действиям, но оказывая на Германию политическое и экономическое давление, удастся заставить ее отказаться от наступления на западе и продолжить экспансию на восток.
28 октября 1939 г. военный кабинет Англии на своем заседании утвердил программу под названием «Наша стратегическая политика», в которой формулировал стратегическую концепцию:
«а) мы должны отбить атаки противника на наши морские коммуникации;
- б) мы должны противостоять угрозе немецких ВВС таким образом, чтобы они не стали доминирующими в стратегии на Западе...
- в) Франция не должна быть разбита на суше, если даже ее укрепления будут обойдены со стороны Бельгии и Голландии или же со стороны Швейцарии. Это потребует больших сухопутных и военно-воздушных сил;
- г) мы должны обезопасить наши интересы на Ближнем Востоке и в Индии...
- д) на Дальнем Востоке мы должны обеспечить безопасность Сингапура».
Стратегическая концепция Великобритании исходила, по словам начальника имперского генерального штаба Э. Айронсайда, из принципа «пассивного выжидания со всеми вытекающими из этого тревогами и волнениями». На первое место выдвигались задача обеспечения господства Великобритании на море и защита интересов английского капитала в колониях.
В плане войны на 1940 г., представленном правительству Франции командованием сухопутных сил, предусматривалось, что на Северо-Восточном фронте, развернутом против Германии, союзники должны воздерживаться от операций крупного масштаба. От германского нашествия страну должна была оградить мощная линия Мажино. В одном из докладов генерал Гамелен указывал: «Необходимо, чтобы позади этой системы фортификационных сооружений Франция могла вести войну, как Англия позади Ла-Манша».
В соответствии с концепцией пассивно-выжидательной стратегии основным способом воздействия на Германию союзники избрали экономическую блокаду, рассчитывая подорвать военно-экономический потенциал «третьего рейха».
Для координации политических и военных усилий Англии я Франции в войне был создан верховный совет -- высший военно-политический орган союзников. Его главная функция состояла в определении принципиальных положений коалиционной стратегии. В состав совета вошли премьер-министры и некоторые министры Англия и Франции. На заседания совета обычно приглашались высшие военные должностные лица. Он собирался периодически и рассматривал общие военно-политические проблемы, стратегические планы, программы вооружения и т. п. Реализация выработанных решений верховного совета союзников возлагалась на правительства и генеральные штабы.
Союзники создали и коалиционный военный орган -- высший военный комитет, в состав которого входили командующие видами вооруженных сил. Он занимался рассмотрением оперативно-стратегических вопросов. Но права отдавать распоряжения главнокомандующим на сухопутных и морских театрах этот коалиционный орган не имел.
17 ноября 1939 г. был сформирован координационный экономический комитет, который должен был обеспечить наиболее рациональное использование ресурсов для военных нужд обеих стран. Однако деятельность комитета не привела к реальному объединению усилий Англии и Франции в области военного производства. 12 декабря министры финансов двух держав Д. Саймон и П. Рейно подписали соглашение, по которому Великобритания брала на себя две трети всех военных расходов коалиции, а одну треть -- Франция. Английские политики, как и во время первой мировой войны, фунтами стерлингов намеревались компенсировать свое ограниченное участие в создании союзнических вооруженных сил и ведении боевых действий на континенте.
Организационное оформление и консолидация коалиции из-за серьезных противоречий во взаимоотношениях партнеров осуществлялись медленно. По свидетельству французского историка А. Мишеля, союзники по коалиции не смогли преодолеть взаимного недоверия и скрывали друг от друга свои замыслы. «Каждая сторона имела свою собственную концепцию «жизненно важных интересов», но обе стороны избегали четкого определения этих интересов». Правящие круги Великобритании в отношениях с Францией настойчиво добивались роли лидера, не желая в то же время равного с ней участия в вооруженной борьбе, стремились сохранить за собой полную свободу действий.
Франция сосредоточила на Северо-Восточном фронте более ста дивизий и основную массу авиации. Великобритания до мая 1940 г. направила во Францию только десять дивизий и несколько частей военно-воздушных сил.
В боевом использовании авиации на Европейском континенте Великобритания исходила из принципа, сформулированного английским военным кабинетом в сентябре 1939 г.: «Действия французской армии будут поддержаны нашими передовыми ударными силами ВВС (10 эскадрилий). Что же касается основных сил ударных ВВС, то очень важно исходить из принципа, что мы не должны растрачивать авиацию по мелочам на выполнение не выгодных нам задач. В противном случае мы рискуем настолько ослабить нашу бомбардировочную авиацию, что сами не будем в состоянии предпринять эффективные меры по защите Англии на более позднем этапе борьбы».
Серьезные противоречия между Англией и Францией исключили возможность создания единого командования и объединенного штаба коалиционных сил. Франция согласилась лишь на формирование союзнического комитета военных исследований, в который вошли представители видов вооруженных сил обеих стран. Деятельность этого комитета носила консультативный характер.
10 марта 1940 г. Рейно, ставший к этому времени премьер-министром Тонпии и Чемберлен подписали англо-французскую, декларацию, в корой говорилось, что правительства обоих государств «взаимно обязуются не вести переговоров и не заключать перемирия или мирного договора как по их общему согласию» и обсуждать условия мира «только по достижении совместного решения о необходимых условиях обеспечения длительных и эффективных гарантий своей безопасности».
На Европейском театре военных действий общее руководство вооруженной борьбой возлагалось на французского главнокомандующего сухопутными силами генерала Гамелена. На Среднем Востоке командование принадлежало английскому генералу А. Уэйвеллу. Однако фактического объединения вооруженных сил в этом районе не произошло.
Английское адмиралтейство и генеральный штаб военно-морского флота Франции заключили соглашение о разграничении зон деятельности флотов. В отдельных случаях допускалось оперативное подчинение соединений военно-морских сил одной страны морскому командованию другого союзного государства. Военно-воздушные силы западных держав оставались в подчинении национальных командований.
Командующий британскими экспедиционными силами во Франции генерал Дж. Горт обязан был действовать в соответствии с директивами французского главнокомандующего. Однако он имел право, непосредственно обращаясь в правительство Великобритании, обжаловать приказы Гамелена, если сочтет, что эти приказы ставят английские войска в опасное положение.
Оперативно-стратегические планы союзников на Европейском театре военных действий исходили из идеи о преимуществе обороны перед наступательными боевыми действиями. Английские и французские военные специалисты, некритически воспринявшие опыт первой мировой войны, мало верили в успех маневренных операций. Они считали, что в начавшейся войне возникнет, как это было в 1914--1918 гг., прочный сплошной фронт, прорыв которого потребует от наступающей стороны огромного напряжения сил и сосредоточения большого количества боевых средств. Обороняющаяся сторона, обескровив противника и истощив его материально-технические ресурсы, сумеет в решающий момент перейти в наступление и добиться победы. Веря в непреодолимость обороны, командование союзников заранее отдавало инициативу в войне противнику.
Английские и французские правящие круги исходили из того, что оборонительная стратегия обеспечит выигрыш во времени для ликвидации отставания в производстве вооружений и укрепления англо-французской коалиции за счет вовлечения в нее Румынии, Югославии, Греции, Турции, Бельгии и Голландии. Но уже ближайшее будущее выявило серьезные политические и стратегические просчеты западных держав.
Укрепление позиций гитлеровской Германии в Юго-Восточной Европе, союз ее с фашистской Италией, которая, формально не участвуя в войне, помогала агрессору поставками стратегического сырья, делали малоэффективной экономическую блокаду «третьего рейха».
Оказались нереальными расчеты на вовлечение в англо-французскую коалицию малых стран Европы. На примере Польши они убедились в ненадежности гарантий со стороны Англии и Франции и пока занимали выжидательную позицию.
Период «странной войны» был использован союзниками для преодоления отставания в производстве вооружений, однако его рост не обеспечивал опережения германского производства. Во Франции уровень производства некоторых важных видов вооружения оставался невысоким.
Великобритания обладала мощным промышленным потенциалом, но, как и во Франции, политика «странней войны», расчеты на то, что до настоящей схватки с Германией деле не дойдет, ограничивали производство вооружения для сухопутных войск.
По этой же причине формирование новых соединений сухопутной армии в Великобритании проводилось медленно. Всеобщая воинская повинность была введена лишь в первый день войны. В феврале 1940 г. было принято решение сформировать 55 дивизий, но окончательные сроки его выполнения не устанавливались.
«Странная война» с ее бездействием на фронте подрывала моральный Дух личного состава армии Франции и британских экспедиционных сил, порождала беспечность и притупляла бдительность командного состава. Многие солдаты не понимали, что происходит -- война объявлена, а войны нет,-- и считали свое пребывание на фронте бессмысленным. Для предотвращения морального разложения войск командование союзников вынуждено было пойти на организацию спортивных мероприятий и развлечений в прифронтовой полосе.
21 ноября 1939 г. правительство Франции создало в вооруженных силах «службу развлечений», на которую возлагалась организация досуга военнослужащих на фронте. 30 ноября парламент обсудил вопрос о дополнительной выдаче солдатам спиртных напитков, 29 февраля 1940 г. премьер-министр Даладье подписал декрет об отмене налогов на игральные карты, «предназначенные для действующей армии». Спустя некоторое время было принято решение закупить для армии 10 тыс. футбольных мячей.
Политика «странной войны» вызывала недоумение у населения Англии и Франции. Естественно, это не добавляло стабильности ни Франции, ни Англии.
Наиболее сильно последствия разлада между обществом и политической элитой проявились во Франции. Во Франции еще 26 августа 1939 г. правительство Даладье запретило издание коммунистических газет, а 26 сентября приняло декрет о роспуске всех коммунистических организаций. 18 ноября был опубликован так называемый декрет о «подозрительных», предоставивший полиции право без суда и следствия отправлять в концентрационные лагеря неблагонадежных в политическом отношении лиц. 20 января 1940 г. согласно специально изданному закону депутаты-коммунисты были выведены из состава всех представительных учреждений Французской республики. Разгрому подверглись прогрессивные профсоюзы.
Таким образом, в период «странной войны» резко нарастал кризис политического режима во Франции, ликвидировались демократические свободы, завоеванные трудящимися за многие годы упорной борьбы. В то же время правительство Даладье не предпринимало никаких мер к пресечению враждебной деятельности профашистских элементов в стране. Франция оказалась дезориентированной и разобщенной.
1939 год. После того как немецкие войска перешли польскую границу, Франция, следуя своим договорным обязательствам, 3 сентября объявила войну Германии, заняв при этом позиции на линии Мажино. Англичане вступили в конфликт чуть раньше, но тем не менее ни одна, ни другая сторона, в то время как на территории Польши разворачивались активные боевые действия и колонны вермахта и панцерваффе продвигались в глубь польской территории, не предприняла никаких усилий. Почему? Объяснение достаточно простое. Хотели Англия и Франция отдать Германии Польшу? Очевидно, что нет, несмотря на Мюнхенский сговор и прочее. Но все происходило настолько стремительно, что ни военная, ни политическая машины этих стран не успели сориентироваться в пространстве и времени.
Наполеон говорил: «Генералы всегда готовятся к прошлой войне». Можно сказать, что генералы и политики Англии и Франции тоже готовились к войне не столь стремительной, когда победа над противником одерживается в течение двух-трех недель. Они думали, что у них будет время поразмыслить, оценить ситуацию, после чего начать принимать какие-то решения: поддерживать Польшу в военно-техническом аспекте, ударить со стороны Рейнской области по Германии или нет.
Дело в том, что к моменту начала польской кампании у немцев на западной границе, на так называемой линии Зигфрида, было ничтожно малое количество войск. Практически вся авиация и танки были направлены на Восточный фронт, в Польшу, в то время как Франция располагала достаточно большим потенциалом, чтобы опрокинуть линию обороны немцев и вторгнуться вглубь германской территории. Это был реальный риск для Гитлера, но тем не менее он был уверен, что этого не произойдет.
Складывается впечатление, что обе стороны, Англия и Франция, выжидали. Чего? Во первых, они хотели мира (это видно на примере того же Мюнхенского сговора), хотели сохранить жизни своих сограждан. Любыми средствами.
Французские солдаты во время «странной войны» фотографируются на улице городка, декабрь 1939 года
Если рассматривать ситуацию после падения Польши. Почему после этого Франция так и не ввела свои войска не территорию Германии? Надо сказать, что Гитлер боялся этого ввода и уже после начала польской кампании, буквально через неделю-полторы, начал перебрасывать на Западный фронт к линии границы с Францией войска, которые высвобождались в ходе боевых действий в Польше. То есть он действительно боялся удара в спину. И вот война в Польше закончилась, польское правительство бежало, территория была поделена с Советским Союзом, что в немалой степени усилило возможности и СССР в том числе и отодвинуло западную границу.
Что же произошло? Собственно говоря, ничего внешне, как может показаться. На самом деле период с сентября 1939 года и до весны 1940 года — это период интенсивнейшей дипломатической работы противоборствующих сторон. Англия и Франция пытались договориться с Гитлером любыми средствами о том, чтобы война на западноевропейском театре боевых действий не была развязана. Думали ли они о том, чтобы Гитлер двинулся на Советский Союз? Совершенно очевидно, что нет, потому что иначе этого колоссального переговорного процесса просто не было бы.
В 1939 году Франция была основной силой на Западном фронте
К тому же, если вернуться в начало 1939 года, то Франция, которая, собственно, была основной силой на Западном фронте, противостоящей Гитлеру, в тот период не то чтобы искала себе союзников, но просчитывала, с кем можно было бы объединиться в будущем конфликте с Германией. И надо сказать, что в отличие от англичан союз с СССР французы не отметали. Но все, пожалуй, испортил все тот же пресловутый пакт Молотова — Риббентропа, когда во внутриполитической жизни Франции верх опять взяли антикоммунисты, у которых появился бесспорный аргумент и козырь во всех дискуссиях и конфликтах. После этого французы поняли, что с Советским Союзом никакого альянса у них не выйдет. Естественно, они обернулись к англичанам.
Президент США Франклин Рузвельт обращается к нации по случаю нападения Германии на Польшу, сентябрь 1939 года
Возможно, кому-то это покажется странным, но в 1939 году в военном отношении французы были намного сильнее. У них был достаточно большой потенциал и в области авиации, танков, и большая группировка войск. Напрашивается вопрос: почему же возникла эта странная пауза без ведения боевых действий? На тот момент Англия утратила лидирующую позицию в политике: одна уступка Германии за другой, отсутствие реального военного потенциала для ведения боевых действий на европейской суше отодвинули ее на второй план.
Что касается Франции, то тут позиция была двойственная. С одной стороны, французам ну никак не хотелось воевать с Германией, с другой — у них была определенная уверенность в собственных силах, потому что их армия была достаточно многочисленной и хорошо вооруженной. Опять же, определенные упования на линию Мажино как фактор, который способен остановить германские войска. И в совокупности все это — боязнь войны и некая уверенность в собственных силах — толкало французов на переговоры с немцами. Переговоры шли интенсивно, и надо сказать, что Франция в этих переговорах готова была идти на значительные уступки. Например, отдать Германии часть своих колоний в Африке.
Французы пыталась договориться с Муссолини. То же самое предпринимали англичане. Но на самом деле эта пауза давала Германии возможность увеличить свой военно-технический потенциал. И, что интересно, этой паузой ни французы, ни англичане в плане наращивания военных «мускулов» не воспользовались, хотя, казалось бы, почти год — это достаточное время, чтобы запустить в производство новые танки и самолеты, чтобы усилить свой потенциал.
«Странная война» использовалась Германией для усиления мощи
Одновременно Англия и Франция вели интенсивные переговоры с Соединенными Штатами, которые во время «странной войны» занимали позицию главного игрока. Почему? Дело в том, что без участия Америки шансов у Франции (говорить о военном потенциале Англии на тот момент просто смешно) практически не было. И в то время, когда шла «странная война», англичане и французы всячески упрашивали американское правительство, в частности, президента Франклина Рузвельта, открыть линию поставок вооружений, потому что без ленд-лиза для Франции и Англии говорить о победе в более или менее затяжной войне было невозможно.
Но тут возникала одна препона в виде американского законодательства, которое давно ввело эмбарго на поставки оружия. Это был акт 1937 года, так называемый акт об эмбарго.
Дело в том, что в Сенате, в Конгрессе США далеко не все разделяли необходимость вмешательства в европейский конфликт, исходя из соображения, что и так обойдется. Но так не получалось, и наиболее дальновидные политики Штатов это понимали. Предлагались различные схемы в виде продажи американским правительством вооружений каким-то частным посредническим компаниям, которые, в свою очередь, будут это продавать уже Англии и Франции. Но на все это уходило определенное время, и ни один самолет, ни один танк американской территории в этот период не покинул.
Немецкие военнослужащие у входа в ДОТ на линии Мажино, май 1940 года
Что касается позиции Рузвельта, то после того, как Польша уже пала, он попросил принести ему выкладки по военно-техническому потенциалу США. Цифры, которые были озвучены президенту, оказались устрашающими. Оказывается, на момент, когда началась Вторая мировая война, под ружьем в Соединенных Штатах было 50 тысяч человек, то есть в общей сложности где-то порядка пяти дивизий, что не шло ни в какое сравнение с потенциалом Германии или Франции. Оружия и боеприпасов на складах американской армии хранилось еще для 500 тысяч человек. Соответственно, разбазаривать то немногое, что имелось у США на период «странной войны», Рузвельт был не готов. И когда Англия и Франция просили у него 10 тысяч самолетов, их просто физически не существовало. Хотя определенные поставки до завершения кампании Соединенные Штаты успели сделать. И что очень забавно, на период «странной войны» 1939 — 1940 годов авиация США насчитывала 160 истребителей, 52 бомбардировщика и всего лишь 250 пилотов, способных сесть за рычаги вышеуказанных машин. То есть о каком-либо активном включении в вооруженный конфликт США тогда, естественно, вести речь не могли.
Но зато Штаты хотели и пытались сыграть важную дипломатическую роль. И надо отдать должное Рузвельту, который, отрицая всякие закулисные переговоры, делал все возможное для того, чтобы обойти этот закон об эмбарго. В конце концов это ему удалось.
Но самое главное, что нужно было Америке — это выйти из состояния нейтралитета. Кстати говоря, в параллель с названием «странная война» по отношению к США возникло еще такое понятие, как «странный нейтралитет». Рузвельт, понимая, что никуда уже не деться, что конфликт неизбежен, и при всем при том, отказав во всех переговорах и мирных инициативах в 1939 году, в 1940 году, в первой его половине, вернулся к идее посредничества, предложив свою кандидатуру в качестве организатора переговоров. Он отправил Уэллеса, заместителя госсекретаря США, в Рим, Париж, Лондон и Берлин. Начал с Италии, которой во всей этой игре тоже отводилась достаточно важная роль. Французы, подобно американцам, уже ожидая конфликта с Германией, также пытались добиться нейтралитета со стороны Муссолини. Они предлагали итальянцам колонии, которые на тот момент были у них разменной картой. Англичане, напротив, отказывались отдавать свои колонии в обмен на что бы то ни было.
Во время «странной войны» США были главным игроком
Однако визит Уэллеса в Италию прошел крайне неудачно, потому что когда он посетил Муссолини, тот постоянно дремал в кресле и открывал рот только тогда, когда хотел произнести ту или иную декларацию. То есть диалога не получилось.
Визит в Париж был тоже безуспешным, поскольку французы воспринимали действия США если не как предательство, то как пассивное ожидание, чем все это закончится.
Таким образом, ни англичане, ни французы не хотели воевать. Англия утратила роль третейского судьи на европейском театре, а у Соединенных Штатов было 50 тысяч человек под ружьем и 160 боевых самолетов. Деладье, французский премьер, тогда заявил: «Чтобы добиться мирного решения, имеется лишь одно средство — великая нейтральная страна Соединенные Штаты должна взять на себя ответственность за переговоры и организовать международные воздушные силы для полицейских целей». Только в такой роли французы видели участие США, не делая ставку на их вооруженные силы.
Как бы то ни было, но время было упущено. Драгоценное время. Затем события стали развивались по известному сценарию.
«Странная война» закончилась в мае 1940 года, когда Гитлер достаточно легко обошел линию Мажино. Началась сухопутная война во Франции.